Российские власти выполняют обещание создать условия для продвижения отечественной высокотехнологичной продукции на зарубежные рынки, минимизировав при этом риски финансовых потерь, а также улучшив условия финансирования экспорта со стороны банков. Близится к завершению создание комплексной системы стимулирования и государственной кредитной, страховой и гарантийной поддержки российского промышленного экспорта, ключевое место в которой отводится Внешэкономбанку. О том, каковы основные элементы, механизмы и инструментарий системы страхования экспорта от предпринимательских и политических рисков, какова роль ВЭБа в поддержке экспорта, агентству "АвиаПорт" рассказал директор департамента финансирования экспорта Даниил Алгульян.

- Насколько актуальна проблема поддержки экспорта для России?

- Россия является неотъемлемой частью мировой экономики и стабильно входит в число десяти крупнейших стран-экспортеров. В 2012 году объем российского экспорта достиг 18,5 триллионов рублей. Благодаря экспорту формируется значительная часть российского ВВП, обеспечиваются рабочие места и растет производство. Продвижение отечественных компаний на международной арене является важнейшим фактором развития страны. Несмотря на впечатляющий рост общих объемов в прошедшие годы, сохраняется проблема структурного перекоса экспорта в пользу сырьевых товаров. Ключевым вызовом для дальнейшего развития не только экспорта, но и всей российской экономики становится назревшая необходимость повышения доли высокотехнологических товаров и услуг. Это отнюдь не простая задача. Все более жесткой становится конкуренция со стороны производителей из других стран.

При этом во многих государствах созданы системы государственной финансовой поддержки экспорта, которые создают дополнительные преимущества для своих производителей и используют самый широкий набор финансовых инструментов. Страны-участницы ОЭСР в совокупности направляют более $100 млрд в год в форме государственной поддержки экспортного средне- и долгосрочного финансирования. В этой ситуации многие российские компании оказываются на международных рынках фактически в неравных условиях. Создание российской системы финансовой поддержки экспорта призвано способствовать изменению этого положения.

- Какие дочерние структуры ВЭБа могут быть задействованы при реализации механизма поддержки экспорта?

- В рамках Группы Внешэкономбанка создается универсальная система поддержки экспорта. Ее ключевыми составляющими станут собственно сам ВЭБ (Департамент финансирования экспорта), а также ряд дочерних организаций: ОАО "Российское агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций" (ЭКСАР), крупнейшая российская лизинговая компания ОАО "ВЭБ-лизинг" и банк-агент по предоставлению государственных гарантий ЗАО "Росэксимбанк". Предполагается, что каждый из элементов структуры будет выполнять свои специализированные взаимодополняющие функции.

Уже есть примеры предоставления ЭКСАР поддержки российским компаниям-экспортерам. Так, в начале текущего года российская компания "РУСЭЛПРОМ" договорилась о поставках оборудования и запасных частей для модернизации двух кубинских теплоэлектростанций. Страховое покрытие коммерческих и политических рисков этой сделки обеспечивало ЭКСАР. В свою очередь "РУСЭЛПРОМ" получил в одном из российских банков финансирование на поставку оборудования на Кубу, предоставив в качестве обеспечения по кредиту договор страхования ЭКСАР.

Кроме того, весной 2013 года "Ростсельмаш" договорился с казахстанской госкомпанией "КазАгроФинанс" об экспорте в Казахстан нескольких сотен машинокомплектов зерноуборочных комбайнов для сборки и передачи в лизинг местным сельхозкомпаниям. Для закупки комбайнов российский "Россельхозбанк" выдал "КазАгроФинансу" пятилетний кредит. Агентство ЭКСАР застраховало этот кредит, ставший первым в истории России застрахованным долгосрочным кредитом на экспорт сельхозтехники.

На Украине и в Белоруссии действуют дочерние банки Внешэкономбанка ОАО "Банк БелВЭБ" и ПАО "Проминвестбанк", на поддержку которых мы ориентируемся с точки зрения развития торгово-экономических связей с соответствующими государствами-партнерами. Таким образом, к услугам российских экспортеров формируется практически полный набор финансовых инструментов поддержки экспорта. Для повышения эффективности работы системы, в настоящее время происходит внедрение принципа "одного окна", который позволит значительно ускорить процедуры обработки заявок на финансирование.

- Какие инструменты поддержки экспорта используются Внешэкономбанком?

- Это традиционные финансовые продукты, в том числе кредиты иностранным покупателям (экспортное финансирование) для приобретения российских товаров, работ и услуг, а также кредиты российским экспортерам (предэкспортное финансирование) в целях покрытия расходов на производство продукции для последующей поставки на экспорт.

Также Внешэкономбанк предоставляет банковские гарантии (надлежащего исполнения, возврата аванса и др.), поручительства и иные инструменты обеспечения обязательств российских экспортеров перед иностранными покупателями. Широкая география сотрудничества Внешэкономбанка в рамках предоставления гарантийной поддержки экспорта позволяет российским компаниям участвовать в экспортных проектах в странах с высоким уровнем политического риска, в которых имеются объективные препятствия для реализации контрактов, а также там, где не представлены российские коммерческие банки.

- Экспортные гарантии предоставляет и ВЭБ, и Росэксимбанк. Чем различаются соответствующие инструменты? Надо ли, и, если да, то зачем, получать и экспортную гарантию от ВЭБа, и экспортную страховку от ЭКСАР? Какие конкретно риски покрывают инструменты?

- Гарантийные, страховые продукты в сфере поддержки экспорта, предлагаемые Внешэкономбанком, "Росэксимбанком" и ЭКСАР, ориентированы на достижение синергетического эффекта. Гарантии Внешэкономбанка (например, авансовые, тендерные, надлежащего исполнения) предоставляются для обеспечения обязательств российских экспортеров перед зарубежными покупателями. Полисы ЭКСАР, напротив, прежде всего, страхуют риски иностранных покупателей российской продукции перед экспортерами и кредиторами, например, перед Внешэкономбанком. Ключевой компетенцией "Росэксимбанка" является функция банка-агента по государственным гарантиям. Таким образом, речь идет о трех различных видах финансовых инструментов, каждый из которых имеет ценность для поддержки экспорта российских предприятий.

- Насколько банк ориентирован на применение опыта ведущих зарубежных институтов развития?

- В рамках формирования системы финансирования экспорта международный опыт как экономически развитых государств, так и новых растущих экономик-лидеров анализируется самым активным образом. Во многих ведущих странах-экспортерах в последние десятилетия были успешно созданы эффективные модели финансовой поддержки. Многие зарубежные наработки оказываются полезными и в нашем случае. Вместе с тем, речь идет не о копировании иностранных образцов, а о формировании функционирующей российской системы поддержки экспорта. Государственная финансовая поддержка экспорта является объектом международного регулирования, поэтому при создании новых финансовых продуктов Внешэкономбанком учитываются правила ВТО и ОЭСР.

- C чем было связано решение о создании отдельной структуры - департамента финансирования экспорта ВЭБа?

- Несырьевой экспорт является потенциальной точкой роста и важным фактором диверсификации российской экономики. Поэтому неудивительно, что данное направление стало объектом внимания института развития. Поддержка промышленного экспорта с 2007 года включена в основные направления деятельности Внешэкономбанка. За прошедшие годы было сделано немало. Банк принимал участие в реализации крупных экспортных проектов, прежде всего, в энергетике, авиакосмической отрасли, оборонно-промышленном комплексе. Портфель экспортного финансирования Банка по состоянию на конец июня 2013 года составил 83 млрд рублей. С 2007 года по июль 2013 года в рамках гарантийной поддержки российских экспортеров Внешэкономбанк выдал в пользу иностранных заказчиков российской высокотехнологичной продукции гарантий на сумму около 164 млрд рублей. Вместе с тем, мы ожидаем, что в ближайшие годы нам удастся существенно нарастить объемы финансирования.

Наш собственный опыт и зарубежные примеры указывают на то, что экспортное финансирование как сфера банковской деятельности обладает значительной спецификой. Поэтому создание отдельного подразделения призвано сконцентрировать необходимую отраслевую, страновую и финансовую компетенцию для эффективной комплексной поддержки российского экспорта.

- Расскажите подробнее о целях и задачах департамента, который вы возглавляете?

- Новое специализированное структурное подразделение Внешэкономбанка - Департамент финансирования экспорта - создано относительно недавно, в мае 2013 г. К его ключевым задачам относятся, прежде всего, предоставление экспортных кредитов и гарантий, обеспечение участия Внешэкономбанка в проектах, реализуемых российскими компаниями за рубежом. Департамент также занимается координацией деятельности по поддержке экспорта в группе Внешэкономбанка. Мы работаем над созданием линейки финансовых продуктов, которые должны обеспечить эффективную поддержку и равные условия игры в вопросах финансирования для российских экспортеров на высоко конкурентных зарубежных рынках

- Одной из важнейших задач департамента является поддержка экспорта авиапрома. В чем суть механизма поддержки? Как он будет реализовываться?

- Ключевым инструментом является целевое финансирование зарубежных покупателей российской авиатехники. Структурным элементом часто становится использование кредитно-лизинговых схем.

Важным преимуществом Внешэкономбанка в подобных проектах является возможность предоставления долгосрочного кредитования, а также наличие компетенции и опыта финансирования в самых разных частях мира. Все эти факторы позволяют нам быть надежным долгосрочным партнером для российских экспортеров.

- Расскажите о планах по поддержке экспорта российского авиапрома. Будут ли участвовать в финансировании поставок самолетов другие банки? Зарубежные и российские?

- В настоящее время Внешэкономбанк рассматривает целый ряд заявок на финансирование экспортных поставок воздушных судов в страны Латинской Америки, Африки и Азии. Уверен, что уже в ближайшем будущем смогу сообщить о новых конкретных подписанных сделках.

В рамках планируемых проектов в целом ряде случаев мы работаем совместно с другими банками, как ведущими российскими, так и зарубежными финансовыми институтами.

Поддержка экспорта российского авиапрома является для нас одним из приоритетных направлений. В этой отрасли в России в настоящее время реализуется целый ряд перспективных и, в хорошем смысле, амбициозных проектов. Мы активно взаимодействуем с авиапромом по обеспечению надежного и стабильного финансирования российского экспорта и будем рады дальнейшему расширению сотрудничества.

Александр Ивантер

Инфраструктура априори не особенно привлекательна для коммерческих банков, проекты ее развития более рискованны и рассчитаны на длительный срок. Поэтому ВЭБ ожидает смягчения нормативных ограничений на привлечение ресурсов для финансирования инфраструктурных проектов.

Внешэкономбанк задает ориентиры доходности первому эшелону рынка рублевых облигационных займов и входит в десятку крупнейших российских эмитентов еврооблигаций. Почему рыночные займы так важны для ВЭБа, не слишком ли рискованно расширение присутствия нерезидентов на рынке госбумаг и в капитале госбанков и насколько удобен интерфейс системы поддержки российского экспорта — обо всем этом мы беседуем с заместителем председателя Внешэкономбанка Александром Ивановым.

— В конце июля Внешэкономбанк разместил дебютный выпуск биржевых рублевых облигаций. Как прошло размещение? Почему вы выбрали именно этот инструмент?

— Размещение прошло успешно. При открытии книги заявок мы планировали занять на три года 10 миллиардов рублей, однако спрос превысил 50 миллиардов, и мы решили удвоить объем размещения. Стоимость привлечения тоже оказалась весьма неплохой. Сейчас выпуск торгуется с доходностью около 7,7 процента годовых, с премией примерно 160 базовых пунктов к бумагам Минфина аналогичной срочности, и это очень неплохой показатель — один из лучших для корпоративных облигаций эмитентов первого эшелона.

Специфика этих биржевых облигаций связана с их более высокой ликвидностью, что определяется целым рядом ковенант (условий, при которых держателями бумаг могут быть начаты переговоры с эмитентом о досрочном погашении. — «Эксперт»), привлекательных для инвесторов и обеспечивающих бо́льшую их защиту. Кроме того, мы предусмотрели для них ряд дополнительных обязательств по раскрытию информации.

— Нерезиденты проявили интерес к выпуску?

— Совокупный спрос зарубежных инвесторов составил около 7 миллиардов рублей. Это неплохой результат, так как ранее иностранцы входили в наши рублевые бумаги в гомеопатических объемах — как правило, через свои дочерние российские банки, просто в рамках казначейских операций. Планируется, что в нынешнем году нерезиденты получат возможность покупать бумаги российских эмитентов через централизованные торгово-расчетные системы Clearstream и Euroclear аналогично госбумагам. В результате ликвидность рынка облигаций, во всяком случае бумаг первого эшелона, заметно выросла уже на ожиданиях притока новых инвесторов. И мы в ходе нашего последнего размещения это почувствовали.

— Меня недавно поразила информация Центрального банка: к середине года доля нерезидентов в размещенных рублевых облигациях Минфина достигла 30 процентов.

— Не ожидали?

— Примерно такая же доля была у иностранцев в ГКО в 1997 году, накануне азиатского кризиса, и стремительный сброс бумаг нерезидентами стал одним из спусковых крючков, приведших к дефолту по госбумагам в августе 1998-го. Не наступаем ли мы сейчас на те же грабли? Не слишком ли либерализуем доступ на наш рынок?

— На самом деле оснований для паники нет. Во-первых, масштабы рынков не сопоставимы. Объем ГКО в обращении достигал на пике рынка 40 процентов ВВП, сейчас совокупный портфель ОФЗ составляет 3,3 триллиона рублей, это порядка 5 процентов ВВП. Во-вторых, состояние федерального бюджета и государственных финансов в целом сегодня кардинально лучше, чем в 1997-м и особенно в 1998 году.

— А 44 процента голосующих акций Сбербанка в руках нерезидентов вас тоже не смущают?

— Нет, абсолютно. Ведь контрольный пакет Сбербанка по-прежнему находится в руках Центрального банка. И ключевые решения принимаются с учетом мнения основного акционера.

— Якорными зарубежными инвесторами, скорее, может похвастать ВТБ. Кстати, у него совокупная доля нерезидентов в капитале тоже очень приличная, более 30 процентов.

— И в Сбербанке, и в ВТБ в качестве акционеров присутствуют долгосрочные иностранные инвесторы. Ну и потом, знаете, рынок есть рынок. Сейчас капитал границ не имеет, переливается туда и сюда. Другое дело, что я убежден: контроль в системообразующих банках должен пока оставаться за государством. А вхождение иностранных инвесторов в капитал наших компаний и банков сопряжено не только с рисками. Они, как правило, приносят с собой лучшие практики корпоративного управления, дисциплинируют менеджмент.

— Любопытно, что формат взятия на себя иностранцами российского риска меняется. Кризис привел к существенному снижению и общего количества, и долей банков, контролируемых иностранцами, на нашем рынке. В то же время присутствие нерезидентов в капитале крупнейших госбанков и в совокупном портфеле госбумаг существенно выросло. Вместо того чтобы «наслаждаться» несовершенствами российского рынка и бизнес-климата, можно несколькими щелчками мыши через Clearstream прикупить себе немного ОФЗ, Сбербанка и ВЭБа, не выходя из люксембургского или лондонского офиса, и прекрасно жить.

— Есть такая тенденция. Впрочем, ряд стран Центральной и Восточной Европы, где все командные высоты в банковских системах были в руках иностранцев еще с 1990-х, пострадал в кризис гораздо сильнее. Они испытали колоссальный отток капитала через банки на их материнские рынки, кредитование, особенно долгосрочное, просто схлопнулось. Поэтому структуру нашей банковской системы я бы оценил как сбалансированную. Да, открыт доступ иностранцев в формате дочерних банков, нет ограничений по движению их капитала, но в то же время госсектор играет доминирующую роль.

— Вернемся к ВЭБу. Какова программа рыночных заимствований банка в текущем году?

— В 2013 году целевой объем привлечения ресурсов оставлен на уровне прошлого года и составляет порядка 7–8 миллиардов долларов. Из этой суммы примерно половина — публичный долг: еврооблигации и локальные облигации, а другая половина — непубличные инструменты, такие как синдицированные кредиты, двусторонние кредиты, торговое и связанное финансирование. Стоимость привлекаемых ресурсов играет для нас как для банка развития приоритетную роль, поэтому выбор инструментов привлечения финансирования и их объем во многом зависят от конъюнктуры рынка.

С начала 2013 года мы уже привлекли финансирование по этим направлениям в объеме около 3 миллиардов долларов. Недавно на Московской бирже мы зарегистрировали два выпуска внутренних облигаций, номинированных в евро. Это дебютный проект на российском рынке. Мы увидели достаточно сильный спрос со стороны внутренних инвесторов на такие инструменты. Сейчас совместно с Московской биржей активно работаем над реализацией этого проекта, проводим консультации с участниками рынка. Надеемся провести размещение до конца года.

— Каковы долгосрочные целевые показатели облигационного фондирования ВЭБа?

— Мы планируем довести долю рыночных облигационных заимствований до одной трети от общего объема привлеченных ресурсов. Цель эта будет достигаться в долгосрочной перспективе. По итогам прошлого года фактический показатель был вдвое меньше.

К сожалению, в отличие от многих зарубежных институтов развития Внешэкономбанк поставлен в своей работе в довольно сложные рамки. Мы не располагаем, согласно закону «О Банке развития», гарантиями государства по нашим обязательствам. К тому же ВЭБ лишен регулярного фондирования из бюджета на общекорпоративные цели — есть только целевые депозиты ЦБ, Министерства финансов и Фонда национального благосостояния, привязанные к ряду конкретных проектов. Запрещено ВЭБу привлекать депозиты от населения и компаний — за исключением тех случаев, когда это делается в рамках инвестпроектов. Поэтому в части привлечения средств ВЭБ вынужден работать в рынке и конкурировать за ресурсы как с другими институтами развития, так и, к сожалению, с российскими банками и корпорациями.

— И с Минфином до какой-то степени?

— Мы ответственный заемщик и поэтому координируем с министерством свою деятельность на рынке публичного долга.

— Как это происходит?

— Это регулярные рабочие консультации по телефону. Формального вмешательства правительства в операционную деятельность ВЭБа нет.

— На июльской конференции, организованной недавно ВЭБом в Москве, глава бразильского банка развития BNDES Лусиано Кутинью заявил, что в нынешней непростой глобальной макроэкономической ситуации именно облигации банков развития с госгарантиями становятся важнейшим инструментом долгосрочного финансирования.

— Отрадно, что люди из разных стран мира думают одинаково и говорят одинаковые вещи, понимая, что в период кризиса инвестиции в инфраструктуру и обеспечение их долгосрочного финансирования — очень важная тема. Это занятость, это налоги. Это качество жизни населения. Это забота о будущих поколениях.

— Отсутствие суверенной гарантии по займам — это действительно серьезное ограничение? Если представить себе, что оно снято, что изменилось бы для вас?

— Все элементарно: мы могли бы серьезно увеличить объемы и снизить стоимость заимствований. Хоть мы и квазисуверенный заемщик, но без формальной гарантии государства мы размещаемся заметно дороже, чем Минфин РФ. Те зарубежные банки развития, которые имеют гарантии своих государств, избавлены от таких премий.

— Как, на ваш взгляд, повлияет на рынок международных облигационных заимствований ожидаемое сворачивание программы монетарного стимулирования (QE-3) в США?

— Такие ожидания уже оказывают давление на котировки американских казначейских облигаций (UST). Десятилетние казначейки c мая этого года по настоящее время выросли в доходности более чем на 40 процентов — с 1,8 до 2,6 процента годовых. Рост доходности американских госбумаг отражается на увеличении доходности долларовых еврооблигаций других участников международных долговых рынков.

Фактическое сворачивание программы QE-3 может вызвать краткосрочный негативный эффект на рынках капитала и распродажи в секторе рисковых активов, в том числе российских долговых бумаг, прежде всего эмитентов второго и третьего эшелонов. Непосредственных значительных угроз для стоимости заимствований Внешэкономбанка мы пока не видим.

Кроме того, необходимо отметить, что причиной обсуждения сроков сворачивания стимулирующей программы стало постепенное восстановление экономики США, в том числе рынков труда и недвижимости. Впоследствии позитивные макроэкономические данные из США могут оказать поддержку рынкам капитала. Тем более что базовые ставки ФРС США останутся на прежних исторических минимумах (0,0–0,25 процента годовых) до тех пор, пока уровень безработицы в стране не опустится до 6,5 процента (при текущих 7,6 процента), что будет ограничивать дальнейший рост доходности долговых инструментов.

— Несмотря на этот позитив, все же есть вероятность, что российские банки используют ужесточение денежной политики в США как повод для повышения кредитных ставок для корпоративных заемщиков?

— Такой сценарий исключать нельзя. В определенной степени это будет естественной селекцией, как бы жестко это ни звучало. В условиях более ограниченного доступа к финансовым ресурсам будут выживать те проекты и заемщики, которые более конкурентоспособны и не слишком закредитованы. На первое место снова выйдет финансовая дисциплина, качество баланса, качество корпоративного управления.

Но хочу подчеркнуть, что к инфраструктурным проектам подходить со стандартными рыночными требованиями нельзя. Инфраструктура априори менее привлекательна для коммерческих банков, проекты ее развития более рискованны и рассчитаны на длительный срок. Поэтому у нас есть надежда, что государства и регуляторы в условиях ужесточения доступа к ликвидности пойдут на то, чтобы активизировать деятельность национальных институтов развития. Что касается ВЭБа, то мы рассчитываем на смягчение наших нормативных ресурсных ограничений.

— Позвольте один вопрос в жанре фэнтези. Вот вы размещаете облигации, нормальный квазисуверенный инструмент, пусть даже и без формальных госгарантий. Почему бы не размещать в эти инструменты средства «молчунов», которыми управляет ВЭБ как государственная управляющая компания? Мне кажется, это не менее надежный инструмент, чем, скажем, инфраструктурные облигации РЖД, в которые ВЭБ недавно начал вкладывать пенсионные накопления.

— Принципиально не вижу здесь никаких проблем. Я этот вопрос давно задавал коллегам. Было бы логично, чтобы ВЭБ, будучи основным банком, который финансирует инфраструктуру в России, мог привлекать для этих целей на условиях возвратности и платности пенсионные накопления. Но вопрос лежит в юридической плоскости. Мы будем иметь дело с классическим конфликтом интересов — совмещения в одной структуре функций эмитента и инвестора.

Тем не менее расширение инвестиционной декларации банка как государственной управляющей компании происходит. Мы теперь можем инвестировать не только в госбумаги, ослабляются ограничения на инвестиции в корпоративные облигации.

Кроме того, президент Путин заявил об использовании до половины средств Фонда национального благосостояния (на начало августа размер средств в нем составлял 86,9 миллиарда долларов) на финансирование инфраструктурных проектов внутри страны. ВЭБ совместно с нашим дочерним Российским фондом прямых инвестиций во взаимодействии с Минэкономразвития сейчас разрабатывает механизм, который позволил бы с минимальными рисками использовать средства ФНБ для этих проектов.

— В прошлом году приступило к работе Агентство по страхованию экспортных кредитов и инвестиций (ЭКСАР), входящее в группу Внешэкономбанка. Каковы результаты его работы на сегодня?

— Агентство создано в 2011 году. С момента создания были выбраны два направления работы ЭКСАР — создание специальной нормативной базы по страхованию экспортных кредитов от политических и коммерческих рисков и практическая работа в интересах отечественных экспортеров.

В конце декабря 2012 года при поддержке Внешэкономбанка была оформлена государственная гарантия России по обязательствам ЭКСАР сроком на двадцать лет. Фактически тогда ЭКСАР и стало полноценным государственным экспортным кредитным агентством России.

На сегодня страховая поддержка предоставлена более чем по 30 экспортным проектам и контрактам общей стоимостью свыше 16 миллиардов рублей, еще примерно по 20 проектам на сумму около 70 миллиардов рублей ведется детальная подготовительная работа.

Вот наиболее яркие примеры. В текущем году ЭКСАР поддержало сделку по поставкам секций конденсаторов паровых турбин на Украину. Кроме того, агентство покрывало риски по экспортному кредиту на поставку продукции компании «Ростсельмаш» в Казахстан. Отмечу также проект страхования поставки оборудования и запасных частей, произведенных концерном «Русэлпром» и предназначенных для модернизации кубинских теплоэлектростанций.

— Можно ли говорить о синергии ЭКСАР, Росэксимбанка и самого Внешэкономбанка в деле поддержки российского несырьевого экспорта? Все ли необходимые институты поддержки экспорта в России созданы?

— На мой взгляд, сейчас все компоненты этой системы созданы. Есть Внешэкономбанк, который предоставляет экспортные кредиты и гарантии. Недавно мы создали специальный департамент финансирования экспорта, который целиком и полностью этой функцией занимается. Есть ЭКСАР, страховое агентство, которое предоставляет полисы по экспортным кредитам. Причем я подчеркну сразу, кредитам не только ВЭБа, но и всех банков, российских и иностранных, которые готовы российский экспорт финансировать. Есть Росэксимбанк, который предоставляет государственные экспортные гарантии как банк-агент Министерства финансов. Есть «ВЭБ-лизинг», ведущая лизинговая компания в России, принадлежащая Внешэкономбанку, которая участвует в ряде крупных международных лизинговых сделок.

Но есть одна проблема, к решению которой мы сейчас приступили. Речь идет о раздробленности институтов поддержки экспорта, отсутствии внятного интерфейса для отечественных компаний-экспортеров. Мы решили сделать интерфейс в формате «одного окна». Чтобы любой экспортер, независимо от того, какого он размера и что он экспортирует, мог обратиться во Внешэкономбанк в специально созданный департамент. Дальше заявка будет направлена по назначению в зависимости от его потребностей и специфики деятельности, и экспортер сможет получить доступ к полному набору продуктов господдержки экспорта, которыми мы сейчас располагаем.

В Москве прошла конференция Внешэкономбанка "Долгосрочные инвестиции - залог устойчивого роста". Основная тема встречи станет главной и на предстоящем в конце недели саммите G-20. На конференции сегодня присутствует моя коллега Мария Ефремова. Мария, здравствуй! Я передаю тебе слово.

КОРР.: Здравствуйте, Ксения! Сегодняшняя ключевая тема - это финансирование долгосрочных инвестиций. И вот на наши вопросы готов ответить Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев. Владимир Александрович, добрый день! Внешэкономбанк должен заняться реализацией крупнейших инфраструктурных проектов. По-вашему, по предварительным оценкам, сколько потребуется на финансирование этих проектов? О каких деньгах идет речь?

Владимир ДМИТРИЕВ, Председатель Внешэкономбанка: Мы уже активно вовлечены в финансирование инфраструктурных проектов, поскольку речь идет не только о крупных транспортных проектах, которые реализуются РЖД, Федеральной сетевой компанией, но и о проектах в жилищной и коммунальной инфраструктуре, в телекоммуникациях и в других отраслях экономики, которые, собственно, относятся к инфраструктуре. Это строительство аэропортов, строительство платных магистралей, где мы тесно взаимодействуем и с российскими, и с иностранными финансовыми институтами. В этом году, если вести речь о проектах, которые будут финансироваться за счет пенсионных средств, мы рассчитываем вложить порядка 100-200 миллиардов рублей за счет приобретения облигаций, которые будут эмитированы российскими компаниями, такими как РЖД и ФСК.

КОРР.: Владимир Александрович, некоторые говорят, что не только инфраструктурные проекты подходят для длинных денег. А какие еще есть альтернативные инструменты, по-вашему?

Владимир ДМИТРИЕВ: Если говорить об инструментах и источниках финансирования долгосрочных инвестиций, то, разумеется, одних пенсионных денег недостаточно, надо вовлекать и частные инвестиции, и средства, которыми располагает государство, имея в виду Фонд национального благосостояния. На этот счет сейчас идут активные дискуссии, мы предлагаем себя, Внешэкономбанк, в качестве оператора средств Фонда национального благосостояния, которые могут быть направлены в различные проекты в отраслях экономики нашей страны. Если же говорить о частных инвестициях, то важно отметить достаточно интересную работу, которую сейчас осуществляет Российский фонд прямых инвестиций, которые совместно со своими партнерами и фондами прямых инвестиций, частными и суверенными фондами создает необходимую инфраструктуру для инвестирования в российскую экономику. Уже закрыто сделок общей стоимостью около 2 миллиардов долларов, достигнута цель, при которой соотношение между российскими деньгами и привлеченными иностранными инвестициями составляет порядка 1 к 5, это неплохой показатель, и средства, которые привлекаются от частных инвесторов и суверенных фондов, идут как раз в другие отрасли экономики, привлекательные для иностранных инвесторов. Это медицина, здравоохранение, это фондовый рынок, это деревопереработка, это телекоммуникации и ряд других отраслей нашей экономики.

КОРР.: Сегодня на конференции самые разные представители стран. Все-таки какие инструменты, какие проекты российские интересны другим странам?

Владимир ДМИТРИЕВ: Важно иметь в виду, что частные инвесторы, как правило, стремятся вкладывать в надежные и высокодоходные проекты. Но вот это сочетание надежности и высокой доходности не всегда срабатывает, поэтому мы говорим о том, что за счет распределения рисков и соинвестирования российских денег и иностранных денег в те проекты, которые, на наш взгляд, могут представлять интерес для иностранных инвесторов, а нам они крайне необходимы с точки зрения развития нашей экономики. Вот такие проекты мы предлагаем иностранным, да и российским инвесторам. Отрасли экономики я вам уже сказал. Это инфраструктура, это те отрасли, которые связаны с растущим средним классом, а это и здравоохранение, медицина, это розничный сектор, и целый ряд других секторов. Кстати, социальная инфраструктура тоже представляет интерес. В данном случае мы говорим о строительстве дошкольных учреждений, физкультурно-оздоровительных комплексов, где целый ряд российских инвесторов готов взаимодействовать с Внешэкономбанком и с региональными властями для инвестирования на долгосрочной основе своих ресурсов.

КОРР.: А что можно сказать о проектах, которые уже сейчас реализуются  Внешэкономбанком и другими странами, какие результаты?

Владимир ДМИТРИЕВ: Пока мы можем записать себе в актив работу на двусторонней основе, где мы тесно взаимодействуем с национальными банками развития и международными финансовыми организациями. Я бы в этой связи в качестве примера привел наше сотрудничество с банком развития Германии, с которым мы создали несколько инвестиционных фондов и совсем недавно подписали декларацию о создании очередного фонда, который, мы рассчитываем, будет составлять не менее 500 млн долларов, и этот фонд будет направлен на поддержку российского малого и среднего бизнеса. То есть, мы будем в отличие от предыдущих практик не только кредитовать малый и средний бизнес через наш дочерний банк, но и инвестировать средства российских и международных инвесторов в субъекты малого и среднего предпринимательства для повышения их капитализации и привлекательности для финансовых институтов. Я также могу отметить и работу со Всемирным банком, Европейским банком реконструкции и развития. Со Всемирным банком у нас создан фонд долгосрочных инвестиций по инвестированию в российские региональные банки, и примерно такая же схема функционирует в наших отношениях с Европейским банком реконструкции и развития. То есть, безусловно, тем более что я уже говорил о тех средствах, которые мы привлекаем у частных инвесторов через соинвестирование с нашим фондом прямых инвестиций. В любом случае, это достаточно наглядная иллюстрация того, что Россия, с одной стороны, открыта для иностранных инвестиций и есть те сектора экономики, которые привлекательны для иностранных инвесторов.

КОРР.: Последний вопрос - о банке БРИКС. В каком состоянии сейчас его создание?

Владимир ДМИТРИЕВ: Вопрос не совсем мне адресован. Но поскольку в рамках БРИКС существует межбанковское объединение, в которое входят национальные банки развития, мы с нашими партнерами по финансовым институтам развития стран БРИКС придерживаемся того мнения, что рациональней не создавать новую структуру, а капитализировать в национальные банки развития для того, чтобы они могли привлекать ресурсы с рынков капитала и реализовывать совместно те проекты, которые представляют интерес для стран членов БРИКС.

ВЕДУЩИЙ: Здравствуйте.

Владимир ДМИТРИЕВ, председатель правления Внешэкономбанка: Добрый день.

ВЕДУЩИЙ: Рада в очередной раз приветствовать Вас на Петербургском международном экономическом форуме. Внешэкономбанк всегда приезжает на этот форум за реальными проектами, за реальными соглашениями. И в этот раз, я надеюсь, их не меньше, чем обычно?

Владимир ДМИТРИЕВ: Вы совершенно правы. Мы, действительно, рассматриваем форум и его площадку как возможность подвести некие итоги и одновременно заглянуть вперед, в том числе и путем подписания соглашений. И в этот раз мы в таком же состоянии находимся - в состоянии ожиданий. Что-то уже подписано, что-то будет подписано сегодня и завтра.

Мы уже подписали соглашение с Российскими железными дорогами, которое предусматривает совместные работы по продвижению РЖД на рынки третьих стран. Естественно, весь арсенал, который доступен Внешэкономбанку и его дочерним структурам, здесь будет использован. Это и финансирование, и страхование путем предоставления страховых полисов нашим агентствам по страхованию экспортных кредитов, это Российский фонд прямых инвестиций, который также может работать на рынках третьих стран.

Только что подписано четырехстороннее соглашение Внешэкономбанком, администрацией Приморского края, аэропортом "Changi" и Фондом развития Дальнего Востока и Забайкалья, которое предусматривает работу аэропорта "Changi" по повышению пассажиропотока и улучшению инвестиционной привлекательности аэропортного комплекса во Владивостоке.

Мы также планируем подписать соглашение конкретного свойства. Речь идет об освоении газовых месторождений Ямала - это "Ямал СПГ", строительство завода по производству сжиженного газа. Инвестором выступает НОВАТЭК, а также французская компания "Total". Соглашение будет предусматривать оказание финансовых услуг "Совкомфлоту" и "Ямалу СПГ" по производству и сдаче в лизинг судов повышенного ледового класса для транспортировки сжиженного газа на рынки третьих стран.

В числе соглашений, которые являются, по сути, меморандумом о намерениях, либо соглашением о сотрудничестве, стоит отметить соглашение с Ленинградской областью, с Кировской областью и с Республикой Татарстан. Где речь пойдет о комплексном развитии территорий и участии Внешэкономбанка в различных инвестиционных проектах в этих регионах.

ВЕДУЩИЙ: И здесь же в рамках форума вы будете вручать Премию Развития?

Владимир ДМИТРИЕВ: Да, это так. Завтра, после пленарного заседания. У нас есть договоренность с Главой администрации Сергеем Борисовичем Ивановым о вручении Премии Развития. Решение о Премии принималось в прошлом году и в течение года мы работали над ее анонсированием и сбором заявок. Был специально сформирован  экспертный совет Внешэкономбанка, который объективно оценивал заявки в четырех номинациях - "Лучший отраслевой проект", "Комплексное развитие территории и инфраструктура", "Малый и средний бизнес" и "Региональное развитие". Вот в этих четырех номинациях мы будем завтра приветствовать победителей. Я, по понятным причинам, пока не могу сказать, кто оказался победителем. Но, уверяю вас, это самые достойные в этих номинациях.

ВЕДУЩИЙ: Вот мне все-таки интересно. Лучший инвестиционный проект - это самый большой проект, самый социально значимый проект или самый надежный?

Владимир ДМИТРИЕВ: Мы подходим в данном случае к инвестиционному проекту не с точки зрения его объема, а с точки зрения структуры проекта, участия в нем инвесторов и местных органов власти, привлечения инвестиций от Внешэкономбанка и зарубежные... То есть параметры этой номинации включают целый ряд ключевых для успеха проекта показателей. Разумеется, эффективность проекта в этом смысле играет ключевую роль.

ВЕДУЩИЙ: Владимир Александрович, все-таки если рассматривать количество и объемы соглашений, заключаемых ежегодно Внешэкономбанком в рамках Петербургских форумов, как некий индикатор состояния экономики, то о чем он говорит сейчас, на данном этапе? Сегодня Герман Греф назвал инвестиционный климат непонятным зверем, о котором никто ничего не знает. А что Вы можете сказать о качестве инвестиционного климата и о том, как он меняется?

Владимир ДМИТРИЕВ: Вы знаете, я в этом смысле вспоминаю дискуссии, которые проходили два года назад, когда принималось решение о создании Российского фонда прямых инвестиций. И нас многие, в том числе и известные в этой стране люди, уверяли в том, что мы вряд ли добьемся успеха в реализации этой задачи. Потому что инвестиционный климат далеко не самый благоприятный, что попытки по созданию с зарубежными инвестиционными фондами и инвестиционными банками инвестфондов в России для привлечения иностранных инвестиций, которые до нас предпринимались, не увенчались успехом. Поэтому и наше предприятие вряд ли будет обречено на успех.

Но полтора года работы Российского фонда прямых инвестиций показали, что, во-первых, иностранные фонды прямых инвестиций и суверенные фонды готовы идти в Россию и вкладывать в эффективные проекты. А это значит, что такие проекты есть. Что речь идет не только о Центральной части, или Европейской части, России, но и о Дальнем Востоке. И свидетельством тому не только создание Российско-китайского инвестиционного фонда, но и реализация первых сделок с его участием. Речь идет о том, что целый ряд регионов являются флагманами по привлечению инвестиций. Это и Татарстан, и Ульяновская область, и Калужская, разумеется. И нам отрадно то, что в успешных регионах Внешэкономбанк весьма активно работает.

ВЕДУЩИЙ: А если коротко сказать о событиях, которые сопровождают инвестиционную среду? Я имею в виду, например, грядущую девальвацию рубля, которая уже происходит только на фоне сообщений о том, что это будет сделано. Как, на Ваш взгляд, на что это повлияет? Поможет ли это, может быть, производителям внутри страны? Потому что облегчит и повысит их экспортные возможности. Поможет ли это экономическому росту, за который сейчас столько переживаний?

Владимир ДМИТРИЕВ: Разговоры о девальвации идут на фоне давно существующих сетований российских экспортеров относительно того, что сдерживание курса рубля сдерживает и экспортный потенциал России. Но речь идет не о некой мандатной, директивной девальвации, а о курсе Центрального банка на большую либерализацию и на рыночные колебания курса рубля без сдерживающего воздействия со стороны Центрального банка. И это, естественно, не российский феномен. Освобождение курса рубля и его контролируемая девальвация будут играть на руку российским экспортерам, и очевидно, что не только сырьевикам, но и тем, кто может за счет ценовой политики конкурировать на глобальных рынках. Вопрос в другом. Главное, чтобы эта свободная, или контролируемая, девальвация не привела к раскручиванию инфляции, ну и к другим последствиям, которые в совокупности могут иметь более серьезные для экономики страны последствия, нежели просто стимулирование экспортного потенциала наших производителей.

ВЕДУЩИЙ: Владимир Александрович, ну и тогда коротко последний вопрос. Впереди у вас серьезное, высокое собрание Институтов развития глобальной "Двадцатки". Какие ожидания вы связываете с этим форумом?

Владимир ДМИТРИЕВ: Я бы хотел буквально несколько слов сказать о том, что предшествовало этой встрече. А этой встрече предшествовала работа, которую параллельно проводили и национальные, и региональные Институты развития, наши партнеры, такие как Банк развития Германии, Госбанк развития Китая, наши друзья из Италии и Франции, наши партнеры из Европейского банка реконструкции и развития, в странах Азиатско-Тихоокеанского региона. Мы все консолидировано пришли к выводу о том, что только объединив глобальные усилия Институтов развития, мы можем развивать как национальные экономики, так и региональные проекты.

И в прошлом году, собираясь в Люксембурге, где нас принимал Европейский инвестиционный банк... А надо сказать, что к тому времени уже существовал и Клуб долгосрочных инвесторов, и Международный клуб финансового развития. Мы решили... точнее, мы предложили, и наши коллеги согласились с тем, что в рамках "Двадцатки" правильно было бы инициировать на достаточно регулярной основе сбор Институтов развития с приглашением международных финансовых организаций для того, чтобы вырабатывать общую линию и реализовывать консолидированные усилия для развития экономик наших стран.

И вот с учетом того, что Россия председательствует сегодня в "Двадцатке", с учетом того, что роль Институтов развития в глобальной экономике существенно возрастает, с учетом того, что долгосрочные инвестиции являются гарантией устойчивого роста, а под таким девизом будет проходить наша очередная встреча, мы выходим на консолидированное понимание и на встречу ведущих Институтов развития "Двадцатки" и международных финансовых институтов в июле этого года. Параллельно со встречей министров финансов стран "Двадцатки". Мы согласовали с нашим Министерством финансов проект декларации. Нашими финансовыми чиновниками он был оценен как вполне соответствующий той повестке, которую обсуждают министры финансов "Двадцатки". Так что мы существенно комплементарно поможем усилиям правительств наших стран в направлении устойчивого развития наших экономик.

ВЕДУЩИЙ: Я желаю вам успехов! Спасибо за этот разговор.

Владимир ДМИТРИЕВ: Спасибо вам.

ВЕДУЩИЙ: I introduce you Vladimir Dmitriev. He joins us from VEB, which is the state bank for development effectively. It's so good to see you. Thanks very much for joining us. Can I ask you first of about the role of VEB in providing support within the Russian economy? How critical is this organization to help in major infrastructure projects here?

Vladimir DMITRIEV, Chairman, VEB: VEB, which is the bank for development and foreign economic affairs, was designed as one of the several institutions, which mission is to support development of the Russian Federation and to overcome infrastructure restrictions for economic growth. We started as the bank for development, but then we set up several affiliated structures to VEB, which now covers the whole spectrum of institutions to support economic growth of the Russian Federation and to support industrial export of Russian production abroad.

ВЕДУЩИЙ: So, let me put this question to you. I asked the gentleman who was just here from the Direct Investment Fund the same question. If you need a development organization like yours to invest in the economy, there is a market failure. The market itself should allocate capital efficiently to those projects that are appropriate for the economy and provide the greatest return on the capital. The fact that you exist and are growing - doesn't that represent a failure of the government to built a legitimate and efficient market economy?

Vladimir DMITRIEV: Good issue. But the answer is that we still, we as the country and we as participant of economic growth, and they, our partners abroad, major private equity funds, major sovereign funds, they need a support and assistance from the government to share with them risks, which are relevant to Russian economy. And certainly the mission of Russian Direct Investment Fund of VEB is not only to attract foreign investors but to crate environment for Russian investors to come into real sectors of our economy.

ВЕДУЩИЙ: And as I know, there is no embarrassment about this, look what is going on with the IMF and other agencies across Europe at the moment. We have market failure in all sorts of areas. But Russia has relatively strong fundamentals on that side. So this question that has troubled Southern Europe isn't an issue here. So let me then compact you. Why are there so many stories here, lot we read about, when there is misallocation of capital or allocations of it? Sochi is a good example of that. I think, VEB has been on the record about that. And there are other cases. Why are there problems still?

Vladimir DMITRIEV: Because some of the projects we have never done before, and of course we need a lot of problems, which we couldn't anticipate, and technological, technical, environmental issue in terms of Olympic Games. I am completely sure that all the hotels, sport equipments and so on - they will be done and set up in appropriate time. But of course we do care and we have some concerns about profitability of those projects. But on the other hand we have the guarantee of the state in form of special entity designed to give comfort both to investors and to creditors. You mentioned other issues. Of course we are not ideal, so to speak, but I come to the conclusion that as soon as Russia changes, as soon as our legislation is changing, routes for investors are changing in favor of investors, we trace the change of mind and approach towards Russia from investors. Just now we had a seminar where major investors, major international financial institutions, major private investors and sovereign funds participated in. And everybody came to the conclusion: although there are some problems here but Russia is more and more investment attractive for investors.

ВЕДУЩИЙ: The trouble is: in the forum where everybody can see you put your hand up, everybody says it's a great place to invest, when you talk to them in the corridors they say: "It may be a little early for me to put my own money in so far". And I would come back to this because it seems to me that your operation, its role has shifted, there is mission creep of VEB, it's almost so that government is starting to use you as part of the economy ministry to crop up the economy or support elements of the economy where it's not prepared to do that by encouraging direct investment trough liberalizing the economy, following trough the reform process and changing the legal a protections that you have as a foreign investor. Get all those done, you wouldn't need to exist.

Vladimir DMITRIEV: No. Look at Germany where we have KFW, the major institution for development. I didn't hear any doubts about the prudence of economy and governance in Germany. But still they need that sort of institution to finance and to allocate funds in crucial sectors of economy in supporting small and medium enterprises, in supporting development in other countries. That's the reason for us to exist. And that's the proof of our efficiency. If state relies upon us, if we are visible in the major sectors of our economy, that means that we are needed and we efficient enough to be relied by the government. On the other hand of course still we have some problems, but I know pretty well that the government, the president, the legislative power - they work very hard to improve environment in our country.

ВЕДУЩИЙ: Well, I hope it all works. Because if it does you will see a lot of money flooding into the Russian economy. Vladimir, it's been a pleasure. Thanks very much for giving us so much of your time. Vladimir Dmitriev joining from VEB.

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев - о конкурсе "Премия развития"

- На днях Внешэкономбанк впервые вручит лучшим инвесторам России "Премию развития". Что это за награда?

- Может показаться, что этот проект совсем новый, но мы работаем над ним уже полтора года. Владимир Путин, тогда премьер-министр и глава Наблюдательного совета ВЭБа, поддержал идею создания "Премии развития" - за лучшие инвестпроекты в российской экономике.

- Как родилась идея вручения такой награды?

- На ВЭБ, как на банк развития, возложена не самая простая задача - развивать и поддерживать промышленные, инфраструктурные, инновационные проекты. Заниматься комплексным развитием экономики сложно даже в условиях стабильной ситуации на мировых рынках, а уж во время глобальных кризисов - тем более. И вот представьте, что мы продолжаем работать, инвестировать, строить, а вокруг в это время говорят о том, что российская экономика буксует, стагнирует, инвестклимат год от года все хуже. А мы-то со своей стороны видим совсем другую картину, ведь заявки на кредиты под новые проекты к нам поступают чуть ли не в ежедневном режиме!

На этом фоне у нас и родилась идея "Премии развития".

- Премия рассчитана на заемщиков ВЭБа?

- Отнюдь. Если бы претендентами были только наши заемщики, то картина была бы необъективной, неполной. Мы решили никого не ограничивать, подать заявку на соискание награды могло любое юридическое лицо.

- И много ли поступило заявок?

- Мы их собирали несколько месяцев и даже не ожидали такого ажиотажа среди претендентов. Всего к нам поступил на рассмотрение 221 проект - соискатель, так что конкурсной комиссии пришлось как следует поработать, чтобы составить шорт-лист. Выбор был крайне трудным - многие проекты оказались очень высокого качества.

- Сколько номинаций у Премии и исходя из каких критериев вы их определяли?

- Мы решили исходить из положений Меморандума о финансовой политике Внешэкономбанка. Ведь у нас есть приоритетные направления деятельности, в соответствии с которыми мы работаем уже шесть лет. Из этих ключевых направлений и родились четыре номинации "Премии развития": "Лучший инфраструктурный проект", "Лучший проект в отраслях промышленности", "Лучший проект по комплексному развитию территорий", "Лучший проект субъекта малого и среднего предпринимательства".

- Наверняка заявок от малого и среднего бизнеса было меньше всего.

- Вы будете удивлены: из 221 поданной на конкурс заявки 78 поступило именно от субъектов МСП. Это еще одно доказательство тому, что разговоры о неблагоприятном инвестиционном климате в России и фактическом отсутствии в нашей экономике малого и среднего бизнеса - банальные стереотипы.

- А кто оценивал заявки соискателей?

- В состав конкурсной комиссии вошли, без преувеличения, лучшие экономические эксперты России. Это и видные работники аппарата правительства, и руководство профильных министерств, и члены Экспертного совета ВЭБа, коллеги из других госкорпораций. Всего 28 человек. И, предвосхищая ваш вопрос, скажу, что из руководства Банка в комиссию вошло только 10 человек. (Подробно с составом конкурсной комиссии можно ознакомиться на сайте Банка www.veb.ru).

- Кто же стал победителем?

- Имена будут раскрыты во время церемонии награждения на Петербургском экономическом форуме. Статус Премии очень высок. Пока могу сказать только, что Набсовет уже утвердил победителей, и все четыре проекта очень высокого уровня. Пусть не покажется нескромным, но это действительно одни из лучших проектов современной экономики России. Надеюсь, что и в дальнейшем на соискание "Премии развития" будут претендовать инвесторы такого же высокого уровня. 

Часть 1

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев о ключевых направлениях деятельности банка, развитии Дальнего Востока, условиях вхождения в проекты и ситуации с олимпийской стройкой в первой части интервью «Газете.Ru».

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев
Фотография: Александр Астафьеф/РИА «Новости»

— Какой вы видите роль ВЭБа как института развития экономики в среднесрочной перспективе? Оптимальна ли действующая инвестиционная стратегия?

— Если под средним сроком понимать горизонт до 2015 года, то будем придерживаться стратегии, утвержденной нашим набсоветом.
Стратегией предусмотрено, что к концу 2015 года объем кредитного портфеля Банка развития составит 850 млрд рублей, но, по нашим предварительным прогнозам, мы выйдем на более весомые показатели. По состоянию на сегодняшний день, кредитный портфель уже увеличился до 720,2 млрд рублей.

В среднесрочной и долгосрочной перспективе Банк развития сохранит свои позиции ведущей организации в области финансирования и экспертизы крупных инвестиционных проектов, имеющих общегосударственное значение. На сегодняшний день ВЭБ участвует в финансировании 151 проекта, объем кредитных средств, предоставленных Банком, превышает 831 млрд рублей.

На экспертизе во Внешэкономбанке, по состоянию на 1 марта 2013 года, находятся 103 проекта общей стоимостью 1,59 трлн рублей с предполагаемым участием Внешэкономбанка 986,3 млрд рублей.

Это огромные деньги, колоссальные инвестиционные ресурсы, которые участвуют в реализации крупных и значимых проектов на территории нашей страны — инфраструктурных, индустриальных, инновационных. Тем же курсом мы намерены двигаться и дальше. Деятельность банка будет строиться в соответствии с нашими приоритетными направлениями, если ничего чрезвычайного не произойдет.

В последнее время возникло много настораживающих и тревожных обстоятельств, которые вынуждают адекватно на них реагировать. К ним следует отнести уменьшение экономического роста, если не сказать падение; реальное сокращение темпов прироста ВВП; реальное снижение производства в отдельных отраслях; сокращение инвестиций в основной капитал.

Все это заставляет серьезно озаботиться тем, что происходит. В ключевых, прорывных направлениях как Банк развития мы могли бы сыграть весомую роль. Наша экономика, нуждающаяся в «длинных» деньгах, необходимых средств не получает. И тут, конечно, велика роль институтов развития.

— Какая роль отводится ВЭБу?

— Миссия банка как института развития заключается прежде всего в реализации инвестпроектов, способствующих усилению конкурентоспособности России в тех отраслях, которые определяет правительство. Среди профильных IT-технологии, суперкомпьютеры, атомная энергетика, телекоммуникации, космос.

К нашему финансовому меморандуму добавляются все новые и новые задачи. Например, участие в реализации инвестпроектов, направленных на развитие моногородов.

В июле этого года истекает срок действия Меморандума о финансовой политике. Я не исключаю того, что в обновленном меморандуме перечень отраслевых приоритетов может быть дополнен.

Еще одно ключевое направление деятельности ВЭБа — содействие развитию малого и среднего бизнеса. Приоритет отдаем поддержке МСП (малому и среднему бизнесу. — «Газета.Ru»), реализующих инновационные проекты, а также проекты, направленные на модернизацию производства и энергоэффективность.

К концу 2015 года объем финансовой поддержки, оказываемой ВЭБом малому и среднему предпринимательству через дочерний МСП-банк, составит 150 млрд рублей. Также к государственной программе финансовой поддержки МСП, реализуемой ВЭБом, подключились и другие дочерние коммерческие банки.

Сейчас запускается гарантийный механизм, и мы рассчитываем, что в июле этого года будут выданы первые гарантии. Мы ожидаем, что с их помощью удастся привлечь порядка 80 млрд рублей на поддержку малого и среднего предпринимательства.

— В какой срок?

— По срокам сложно сказать. Все зависит от того, как скоро будут оценены риски конкретных заемщиков и выделены ресурсы.

Гарантии на 20 млрд рублей ВЭБ получит от Минфина, а затем выдаст гарантию МСП-банку уже на 40 млрд рублей. МСП-банк, в свою очередь, отберет коммерческие банки для участия в гарантийной программе и будет поручаться за предпринимателей перед кредиторами.

Поскольку МСП-банк будет гарантировать 50 процентов от выдаваемых кредитов, объем гарантийной поддержки в 40 млрд рублей позволит обеспечить выдачу кредитов среднему бизнесу на сумму 80 млрд рублей.

Другое важное направление, в котором ВЭБ играет ключевую роль, — это поддержка российского промышленного экспорта. На базе организаций, входящих в группу Внешэкономбанка (ВЭБ, Росэксимбанк и ЭКСАР), создается национальная система его комплексной поддержки. В ВЭБе для этих целей создается специальное подразделение, соответствующее решение уже принято набсоветом. На последнем набсовете был рассмотрен порядок работы самого ВЭБа, Росэксимбанка и ЭКСАРа по поддержке промышленного экспорта.

Уже утвержден срок в 90 дней, в который мы должны укладываться от момента получения заявки до выдачи соответствующей формы поддержки (предэкспортное финансирование, страховой полис, гарантии).

— Также в сферу ответственности ВЭБа входят программы развития Дальнего Востока. Известно, что они весьма затратны. Есть ли у ВЭБа какие-то приоритетные направления? И какое участие в развитии региона будут принимать зарубежные инвесторы, в частности Китай и Япония?

— ВЭБ еще до создания Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона (фонд создан в ноябре 2011 года по решению набсовета) принимал участие в финансировании проектов на Дальнем Востоке. На 1 апреля 2013 года банк участвует в финансировании 16 проектов ДФО общей стоимостью 191 млрд рублей.

Участие банка составляет 116,9 млрд рублей, из них уже предоставлено 60,9 млрд рублей.

После создания РФПИ и Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона возможности для поддержки ДФО существенно увеличились. 15 млрд рублей были выделены на капитализацию фонда в прошлом году. И это не предел: на последней комиссии в Якутске премьер сказал, что фонд нужно еще докапитализировать.

Из 60 млрд рублей, выделенных РФПИ в прошлом году, 25 млрд рублей фонд должен направить на инвестиции в проекты Дальнего Востока и Забайкалья. Один из таких проектов уже получил поддержку российско-китайского фонда, созданного при участии CIC. Речь идет о проекте в сфере лесопереработки на Дальнем Востоке.

И китайские, и японские партнеры готовы входить в эту «историю». Вкладывать и в инфраструктуру, и в конкретные индустриальные проекты.

Есть серьезный пайплайн проектов в таких отраслях, как деревообработка, рыбная промышленность, сельское хозяйство. Например, соевое производство в Приморском крае. Большое значение придаем проекту в Еврейской автономной области по строительству моста, соединяющего нас с Китаем. В него мы инвестируем вместе с китайскими партнерами.

Но многие проекты, которые нам предлагаются, носят форму «хотелок», за которыми нет ни инвестора, ни денег, а сам проект не проработан.

К сожалению, часто приходится слышать, в том числе и от глав субъектов федерации: «Вот, мы представили на рассмотрение в структуры ВЭБа проектов на несколько сотен миллиардов рублей. И ни один не профинансирован». Забывая, что за этими проектами в 99% случаях нет конкретного инвестора.

Если он есть, то проекта нет. Если есть и проект, и инвестор, то у инвестора нет денег.

— Он же на то и инвестор, чтобы у него деньги были?

— К сожалению, есть у нас такие инвесторы. Приведу конкретный пример, не называя имен. Приходит губернатор и говорит: «Есть хороший проект, он увеличит занятость, решит социальные задачи. Надо профинансировать». Мы просим сам проект. «Нет, — говорят нам. — Сначала примите решение о финансировании, и тогда инициатор проекта профинансирует проектно-сметную документацию, технико-экономическое обоснование, оплатит структурирование финансовой модели».

Но мы решение принимаем именно на основе перечисленных документов! Когда понимаем риски, знаем, с кем имеем дело. И начинаются жалобы.

Ходят на самый верх и говорят, какой ВЭБ нехороший: отказывается поддерживать ключевые для областей и регионов проекты. Часто с этим сталкиваемся.

— Можно уточнить: вы входите в проект только в том случае, если помимо денег ВЭБа там есть еще какие-то инвесторы?

— В основном мы берем на себя проектное финансирование и неизбежно ставим вопрос о том, чтобы инвестор делил с нами риски. Иначе он лишен всякой мотивации вести проект и доводить его до ума. В этом смысле мы ничем не отличаемся от коммерческих банков. В противном случае мы рискуем остаться с проектом один на один.

По Дальнем Востоку и Забайкалью мы получили заявок на сумму, превышающую 10 трлн рублей. Еще раз отмечу, что зачастую они оторваны от жизни.

Этот регион мог бы стать масштабным полигоном, где бы отрабатывалась идеология комплексного развития территорий. Это означает, что инфраструктура (железная дорога, линии электропередачи) должна создаваться не сама по себе, а генерировать привлечение инвестиций в те отрасли, которые без инфраструктуры не развились бы.

Это и добыча полезных ископаемых, и существующие, но заброшенные стройки, сельское хозяйство, лесопереработка. Только такой подход обеспечит масштабное привлечение инвестиций в регион.

— У нас в стране довольно небрежно относятся к государственным средствам. Принято считать, что это деньги всех и одновременно ничьи. Достаточно вспомнить недавно вскрывшиеся хищения в Россельхозбанке, который в какой-то мере тоже госкорпорация. Как вы боретесь с этим?

— Злоупотребления связаны со статусом бюджетных денег. Из серии «все вокруг колхозное, все вокруг мое».

Преимущество тех механизмов, которые использует ВЭБ, в том, что соинвестором выступает частное лицо. Оно-то точно не заинтересовано в том, чтобы «пилить» у самого себя.

Но мы предлагали, и правительство сейчас над этим работает, провести инвентаризацию федерально-целевых программ и других программ государственной значимости, которые финансируются из бюджета.

Это черный ящик, в который деньги попадают, а потом непонятно куда исчезают. В результате недострои, отсутствие объектов в принципе, несмотря на выделяемые на них средства. Поэтому мы и говорим: давайте проверим, возможна ли реализация этих программ с привлечением внебюджетных источников.

В любом случае все проекты государственной значимости, в которых принимает участие государство, должны проходить и технологическую, и финансово-экономическую экспертизу. Необходимо привлекать независимую экспертизу и сторонних аудиторов. У нас это происходит по всем проектам. И по олимпийским объектам, и по проектам, не имеющим отношения к бюджетным деньгам.

— Раз уж мы затронули тему финансовой экспертизы олимпийских объектов, то, судя по официальным заявлениям, там существуют проблемы с возвратностью выданных ВЭБом кредитов?

— Главное, что у нас не вызывает вопросов, это то, что сетевые графики выполняются в соответствии с программой строительства олимпийских объектов. Сроки их сдачи у нас не вызывают озабоченности.

Что у нас вызывает озабоченность, так это соблюдение принципа целевого использования и возвратности.

По 8 из 19 олимпийских проектов мы приняли заключение об их расчетной убыточности.

Это значит, что у нас большие сомнения относительно исполнения обязательств заемщиков по этим кредитам. Вот именно в силу тех причин, о которых вы говорите: по завершении Олимпиады целый ряд проектов не окупится.

На сегодняшний день мы профинансировали объектов на 110 млрд рублей, к концу года будет 220 млрд рублей. А на те 8 проектов, которые, по нашим оценкам, являются расчетно-убыточными, к 2014 году будет выдано кредитов на сумму 170 млрд рублей.

Это серьезная доля рисковых проектов, в которых есть просчеты инвесторов и заемщиков. В ходе реализации проектов им приходилось сталкиваться с дополнительными вводными, которые не были учтены в полной мере. Это и экология, и геология, и безопасность, и обременения чисто спортивного порядка.

По целому ряду проектов бюджеты выросли в два, а то и более раз, причем при сохранении того количества объектов, которые генерируют доход и обеспечивают возвратность кредита. Конечно, это вызывает у нас опасения.

И это несмотря на то, что совместно с правительством, «Олимпстроем», Минрегионом мы осуществляем еженедельный контроль за соблюдением графиков. В случае наличия у инвестора опасений, что он выбивается из графика и не в состоянии выполнить те или иные условия кредита, мы в авральном порядке решаем возникающие проблемы.

Тут требуется ручное управление.

Стройки специфические, объекты нужно сдать в срок. Безусловно, это будет сделано. Но важно, чтобы еще и интересы государства и ВЭБа не пострадали по завершении Олимпиады, когда необходимо будет обеспечивать возвратность кредитов.

— 220 млрд на стройку — это бюджетные средства?

— Нет, это кредиты ВЭБа.

Для нас это заемные средства. У нас нет иных источников, кроме средств, которые мы берем с рынка, для фондирования наших операций. Более того, в случае с предоставлением кредитов на олимпийскую стройку мы ограничены процентными ставками, которые установлены нашим набсоветом.

Еще одна проблема: по многим проектам, в том числе и с повышенной степенью риска, мы не можем получить от инвесторов проектно-сметную документацию в полном объеме.

— До сих пор?

— Да. Следовательно, не можем контролировать целевое использование средств и не можем с большой степенью уверенности говорить о возвратности этих кредитов. Также документация целого ряда проектов не прошла экспертизу вследствие ее отсутствия.

Получается, мы кредитуем «с колес» при наличии проблем, которые в «мирное» время служили бы серьезным основанием для объявления дефолта по проектам.

— Выходит, что, когда проекты становятся действительно «горящими», приходится поступиться принципами обязательной экспертизы?

— Да.

— Как вы считаете, будут ли инвесторы активными участниками дальнейших крупных российских строек? Или пересмотрят свои риски из-за возникающих проблем?

— Не следует забывать, что по олимпийским стройкам у нас есть поручительство «Олимпстроя».

По сути дела, бюджет берет на себя риски, которые возникают по проектам.

Для инвестора, который мог бы идти в сложные проекты, несущие непредвиденные риски, очень важно, чтобы государство делило с ним ответственность.

Олимпийские стройки — это уникальный проект. Аналогов в нашей стране просто не было.

Одно дело — пригласить иностранную компанию, которая бы спроектировала горнолыжные спуски. Другое дело — провести инженерно-изыскательские работы, в том числе и на территории национальных парков, где никогда не проводилась ни сейсмика, ни геологоразведка, где выявляются оползневые, экологические риски, риски безопасности. И инвестор вместо 25 млрд рублей выходит на 60 млрд, потому что все это надо обеспечить. Угроза оползня требует совершенно иных вложений в работы по фундаментам, опорным стенкам. Целый комплекс вопросов, который возникает «по ходу пьесы». И без привлечения дополнительного финансирования их не решить.

Или другие вещи, например, как это произошло с грузовым портом в Имеретинской низменности. Инвестору было обещано пропускать через него большую часть олимпийских грузов. А на деле оказалось, что 80% олимпийских грузов шли по железной дороге, автотранспортом.

При этом на инвестора были наложены ограничения, в соответствии с которыми запрещалось перевозить через порт иные грузы.

Какая тут может быть окупаемость, когда нет денежного потока?

Такие вещи не могут не учитываться инвесторами. Раз уж взялись за такое большое дело, давайте делить ответственность и быть максимально корректными друг к другу. Это хорошая школа и серьезный урок для всех.

— Может ли произойти аналогичная ситуация с подготовкой к чемпионату мира по футболу в 2018 году?

— Я уверен, что к 2018 году все уроки из Олимпиады будут извлечены, но мы не вовлечены в работу по ЧМ и ни одного проекта еще не рассматривали.

Часть 2

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев рассказывает об инвестировании пенсионных накоплений, конкуренции с НПФ, ипотечной программе ВЭБа и участии в приватизации госактивов во второй части интервью «Газете.Ru».

— Помимо нового функционала ВЭБ осуществляет финансирование инфраструктурных проектов за счет средств пенсионных накоплений. Как может отразиться на стратегии инвестирования снижение накопительной составляющей пенсионного страхового взноса?

— Работа с пенсионными деньгами является составной частью нашего среднесрочного плана.

В случае массового перехода к новой системе (снижение от 6% к 2% перечисления в накопительную часть пенсии) ежегодные поступления в ВЭБ от Пенсионного фонда России (ПФР) сократятся и составят около 100 млрд рублей в год (сейчас ежегодно получаем от ПФР около 300 млрд рублей).

Это уменьшит наши возможности как государственной управляющей компании инвестировать пенсионные средства в инфраструктурные проекты.

Правильно бы было ставить вопрос о том, чтобы частные управляющие компании и негосударственные пенсионные фонды становились участниками системы поддержки реальных секторов экономики, в том числе и через инфраструктурные проекты. Пенсионные деньги — это «длинные» деньги, которые можно инвестировать в долгосрочные проекты.

Сейчас у нас под управлением находится 1,6 трлн рублей пенсионных накоплений граждан. Уже порядка 20% от этой суммы инвестировано в реальный сектор и в депозиты коммерческих банков.

В 2009 году мы начали расширять свою инвестиционную декларацию, законодатели и правительство разрешили банку инвестировать эти средства в высоконадежные корпоративные, ипотечные облигации и депозиты в коммерческих банках.

В конце 2012 года приняты эпохальные решения, позволяющие инвестировать в компании, имеющие рейтинг на уровне суверенного. При этом выкупать можно до 100% выпусков отдельных облигаций.

В этом году набсовет утвердил планы по инвестированию пенсионных накоплений в размере до 100% в отдельные выпуски облигаций таких компаний, как РЖД, ФСК, «Оборонпром», АИЖК и «Роснано», на общую сумму свыше 240 млрд рублей.

Что касается облигаций ОАО РЖД, то ВЭБ в этом году вправе выкупить их в объеме до 100 млрд рублей.

Есть еще целый ряд компаний с рейтингом на уровне суверенного, в бумаги которых мы можем вкладывать до 60% от выпуска. Это еще около 200 млрд рублей.

— Доходность таких инвестиций в долгосрочной перспективе выше инфляции?

— Мы рассчитываем, что пенсионные средства будут работать с хорошей доходностью. Последние три года ВЭБ показывал результаты выше, чем накопленная инфляция. До этого, кроме 2007 года, доходность была ниже. В 2012 году доходность была почти на треть выше инфляции.

Вхождение в инфраструктурные облигации при тех параметрах, которые согласованы на правительственном уровне, может дать неплохие результаты.

Доходность будет на уровне инфляция плюс один процентный пункт.

Например, облигации «Северо-Западной концессионной компании», которая реализует проект по строительству платной дороги Москва–Санкт-Петербург. По первому купону доходность у них была установлена на уровне 11%, следующий купон с плавающей ставкой — инфляция плюс 3%.

Вхождение в подобные проекты дает экономике «длинные» деньги на инфраструктуру, сама же инфраструктура может генерировать приток инвестиций в смежные отрасли, которые без нее просто не могут быть реализованы. Мы же, вкладываясь в такие бумаги, обеспечиваем еще и неплохую доходность пенсионным деньгам.

— Кроме инвестиций в развитие компаний средства пенсионных накоплений используются и в финансировании ипотечной программы ВЭБа. Она заканчивается в этом году. Будет ли продлена программа и планируется ли ее перезапуск?

— Если мы говорим о существующей программе на 150 млрд рублей (100 млрд – средства пенсионных накоплений; 50 млрд – собственные средства ВЭБа), то мы поставили вопрос перед правительством о том, чтобы программа была продлена на 2014 год.

Банки до конца 2013 года не успеют обеспечить секьюритизацию всех 150 млрд рублей. Хотя выдача кредитов завершена на 94%.

Одновременно с этим должна быть решена проблема продления полномочий Внешэкономбанка как государственной управляющей компании. Они завершаются в конце этого года. Так что вторая задача, которую мы поставили перед правительством, — продление наших полномочий на 2014 год. Насколько я понимаю, альтернативы нет.

Справедливо утверждать, что реализация государственной программы через ВЭБ, через Агентство по ипотечному жилищному кредитованию (АИЖК), серьезным образом повлияла на ставки по ипотеке. И востребованность таких программ тоже понятна. Вопрос в источниках их финансирования.

Дешевые деньги приходят из прибыли ВЭБа и пенсионных накоплений. Иных средств на эти цели у ВЭБа нет. Мало того, что прибыль банка не сопоставима с прибылью коммерческих банков, получение сверхприбыли не является нашей самоцелью.

— Какая у ВЭБа динамика по прибыли?

— Она уменьшается: в 2012 году составила меньше 6 млрд рублей. Поэтому рассчитывать на то, что ВЭБ может поделиться своей прибылью по ставкам существенно ниже рыночных, не приходится. Мы должны думать и о своих дочерних банках, которые нужно капитализировать. Например, есть решение набсовета, по которому ежегодно на поддержку МСП-банка должно уходить до 10% нашей прибыли. Так что, если программа будет продолжаться, нужно думать о мерах ее дешевого финансирования.

— А пенсионные накопления?

— Они помогают, но они не обеспечивают приемлемые ставки для конечных заемщиков. Пенсионные накопления должны обеспечивать доходность, сопоставимую с той, которую мы получаем по тем же самым инфраструктурным облигациям и ОФЗ. Тут либо пенсионеры будут страдать, либо граждане, приобретающие жилье на первичном рынке.

— Что касается пенсионных накоплений, то получается, что у вас двойная конкуренция — с НПФ и Росфинагентством или аналогичной структурой, которой могут передать управление средствами пенсионеров?

— Новая структура, если она будет создана, должна делать все для того, чтобы реальная экономика получала «длинные» деньги. Когда речь идет о переводе пенсионных средств в новые структуры – это из серии «лучшее — враг хорошего». Этим должны заниматься профессионалы.

Рассчитывать на то, что с ходу будет сформирована профессиональная команда, которая сможет быстро перехватить этот процесс и так же эффективно, как ВЭБ, заняться инвестированием средств пенсионных накоплений, на мой взгляд, нельзя.

Кроме того, вся поддерживающая деятельность государственной управляющей компании осуществляется за счет собственных средств ВЭБа. Это и бухгалтерия, и бэк-офис, и административно-хозяйственные расходы, и помещения – все находится на балансе самого банка.

Я опасаюсь того, что при создании новой структуры и полном финансировании ее хозяйственной деятельности по управлению пенсионными деньгами конечная доходность будет существенно ниже из-за бремени административно-хозяйственных расходов, которые вынуждена будет нести эта структура.

Поэтому в части управления пенсионным деньгами мы, мне кажется, проявили себя достаточно профессионально, для того чтобы решение было принято в пользу сохранения этой функции за ВЭБом.

— НПФ поддержат ВЭБ во вложениях в инфраструктурные проекты? Ведь все больше пенсионных средств перетекают от вас к ним — по активам вы почти сравнялись.

— Мы не считаем их конкурентами, потому что работаем в разных нишах. Более того, если бы все работали на рынке и были в равных условиях, можно было бы говорить о конкуренции. Но мы работаем как уполномоченная правительством структура. ВЭБ выполняет функции, которые ни НПФ, ни частные управляющие компании не собираются на себя брать.

С другой стороны, очевидно, что инвестирование в гарантированные государством или компаниями с суверенным рейтингом бумаги все-таки дает устойчивый доход, в отличие от спекулятивных операций, связанных с работой на фондовом рынке, с акционерным капиталом, с акциями и другими инструментами, в которые ВЭБ, исходя из своей инвестиционной декларации, вкладываться не может.

— Что касается инструментов фондового рынка, рассматриваете ли вы участие в приватизации?

— Нашей декларацией не предусмотрено вложение пенсионных накоплений в акционерные капиталы. Для нас этот вопрос не стоит.

— А из собственных средств?

— Мы ограничены в части управления свободной ликвидностью.

Да, ВЭБ является держателем пакета акций целого ряда российских компаний, но у нас есть ограничения по объему средств, которые мы можем вкладывать в те или иные инструменты.

Участвовать в масштабной приватизации мы не будем, потому что это будет означать отвлечение средств от нашей основной деятельности, связанной с поддержкой реального сектора через реализацию инвестиционных проектов.

Можно сказать, что, вкладывая средства в крупную нефтяную компанию, мы условно помогаем развиваться нефтегазовому сектору. Но это не наша миссия. Если и вкладываться в акции, то тех компаний, которые работают в секторах, являющихся для нас приоритетными.

— Ваша дочка — Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) — планирует более масштабное участие в приватизации?

— В прошлом году, на питерском форуме РФПИ, фонды частных инвестиций и ряд суверенных фондов договорились о том, что будет сформирован пул инвесторов. Он сможет принять участие в проектах приватизируемых компаний, объявивших о намерении провести IPO. Это уже подтверждение участия в масштабной приватизации. Но основная задача РФПИ – это поддержка несырьевых секторов экономики, а также отраслей, связанных с увеличением добавочной стоимости.

Что касается Дальнего Востока и Забайкалья, где во многом развитие будет зависеть от инфраструктуры и сырьевых отраслей, мы поставили вопрос о том, чтобы скорректировать декларацию РФПИ. Идея нашла поддержку и в правительстве, и в администрации, и теперь фонд вместе с соинвесторами может вкладываться и в сырьевые отрасли.

— Но не в рамках приватизации?

— Нет.

— Кто считается наиболее вероятным партнером РФПИ в приватизации? В каких странах принимают риски России?

— Можно привести в пример те фонды, которые уже вошли в проекты, где соинвестором выступает РФПИ. Это крупнейшие фонды прямых инвестиций Европы и Америки: BlackRock, TPG, KKR и целый ряд других. И, конечно, суверенные фонды: Китайская инвестиционная корпорация (CIC), суверенный фонд Кувейта, ведем разговор с эмиратскими фондами. География весьма обширна. Недавно подписали соглашение по созданию инвестиционной платформы с японскими структурами.

Дмитрий Казьмин
Vedomosti.ru
13.06.2013

Почему в экономике недостаточно длинных денег, как снижать ставки по кредитам и какие новые варианты сотрудничества структуры ВЭБа готовы предложить инвесторам, рассказывает Владимир Дмитриев

Почти два года назад в интервью «Ведомостям» Владимир Дмитриев сказал, что ВЭБ перестает бороться с кризисом и начинает самостоятельную жизнь как институт развития. Госкорпорация, ожидал он, сможет утроить кредитный портфель без фондирования из бюджета. В итоге портфель растет нужными темпами, но ВЭБу опять требуется поддержка бюджета. «Есть повод для грустных настроений, связанных с тем, что ВЭБ используется как квазибюджетный инструмент», — говорит Дмитриев и рассказывает, что ему нравится и что не нравится в том, как работает и используется государством вверенный ему банк.

— Стратегия ВЭБа до 2015 г. утверждена и предполагает амбициозное наращивание кредитного портфеля. Исполняются ли эти планы и не собираетесь ли вы их корректировать, учитывая положение в экономике?

Биография Родился в 1953 г. в Москве. Окончил Московский финансовый институт по специальности «международные экономические отношения»

1987 второй, потом первый секретарь посольства СССР, России в Швеции

1995 замначальника департамента иностранных кредитов и внешнего долга Минфина

2002 заместитель председателя правления Внешторгбанка, в том же году назначен председателем совета директоров Русского коммерческого банка (Кипр), дочернего банка Внешторгбанка

2004 назначен председателем Банка развития и внешнеэкономической деятельности

«Не все его скелеты мы обнаружили сразу» У ВЭБа есть банк на Украине – украинский Проминвестбанк. По словам Дмитриева, в течение месяца ВЭБ докапитализирует Проминвестбанк на $350 млн – банку нужны дополнительные резервы по плохим кредитам, доставшимся от прежнего менеджмента. «Ситуация на Украине непростая, в том числе с возвратом долгов, хотя часть удается погасить, – рассказывает Дмитриев. – Кто-то не возвращает кредит, ссылаясь на личные связи, кто-то просто не хочет платить. А потом появляются ходоки – предлагают забрать долги за 10% от номинала». По словам Дмитриева, решение о приобретении банка на Украине было «политическим»: «Банк в тот момент находился в предбанкротном состоянии, потенциал был сильный. Но, к сожалению, не все его скелеты мы обнаружили сразу, да и шкафов больше оказалось. В принципе, покупали банк, чтобы работать с крупными клиентами, связанными с Россией». Дмитриев отрицает, что Проминвестбанк принимал участие в расчетах за газ: «Просто основные контрагенты российских предприятий обслуживались в этом банке. Плюс из банка начался отток вкладов, ситуация угрожала всей украинской банковской системе, а там ведь работают и российские банки. Мы купили банк за $250 млн в ноябре 2008 г., а еще в апреле 2008 г. итальянцы предлагали собственникам $2,5 млрд. Те отказались – думали, стоит не меньше $4 млрд. А контролировал банк тогда бывший председатель нацбанка Украины, который приватизировал его в свободное от работы время».

Внешэкономбанк Государственная корпорация Учредитель – правительство РФ. Финансовые показатели (МСФО, 2012 г.): активы – 2,9 трлн руб., капитал – 531,9 млрд руб., чистая прибыль – 17,5 млрд руб.

— Да. Прежде чем говорить о стратегии, надо сказать о тревожных сигналах в экономике. У президента и председателя правительства прошло уже не одно совещание по этому поводу. Ключевой сигнал — снижение темпов экономического роста, если не сказать падение. Реальное снижение производства в отдельных отраслях, сокращение инвестиций в основной капитал — все это заставляет нас серьезно задуматься о том, какие дополнительные меры ВЭБ и его структуры могли бы предпринять, чтобы поддержать усилия государства по противодействию таким негативным тенденциям.

— Выводы сделали?

— Мы понимаем, что ВЭБ не панацея, не единственный институт развития, но банк мог бы сыграть весомую роль в прорывных направлениях за счет инвестиций в реальный сектор. Хочу обратить внимание на такой момент: экономисты утверждают, что прирост кредитного портфеля банков достаточен, чтобы обеспечить нормальное функционирование экономики. Но если раскрыть этот портфель, столкнемся с любопытным обстоятельством. В 2012 г. на сделки M&A с российскими активами потрачено 1,5 трлн руб. Это вдвое больше, чем кредиты коммерческих банков на обновление основного капитала. То есть происходит перелив денег из одного кармана в другой, а не инвестиции в реальную экономику. Экономика не получает достаточно длинных денег, поэтому именно на этом направлении государство должно сконцентрировать внимание, в том числе используя возможности ВЭБа.

— Как раз вернулись к кредитному портфелю…

— К концу года рассчитываем его довести до 800 млрд руб., к 2015 г. по стратегии он должен составить 850 млрд. В 2012 г. портфель вырос на 42%, считаю, что на 850 млрд выйдем с опережением. Правда, есть два ограничителя при дальнейшем наращивании. Первый — коэффициент достаточности капитала, составляющий 10%, второй — пределы заимствования. Чтобы находиться в рамках, мы должны либо не наращивать кредитный портфель, либо наращивать капитальную базу. В части наращивания базы мы, к сожалению, ограничены своей прибылью. Бюджетная же поддержка сейчас носит точечный характер и идет на конкретные программы, хотя мы понимаем, что это связано с ограниченными возможностями бюджета.

— Судя по вашим словам, вопрос капитализации банка скоро встанет?

— Рано или поздно. Пока мы его не ставим, но, очевидно, об этом пойдет речь, когда столкнемся с необходимостью выдерживать норматив достаточности капитала.

— Когда это произойдет и сколько денег может потребоваться? И на что рассчитываете, учитывая тяжелое положение с бюджетом?

— Мы работаем с Минфином на этот счет, понимая, что преждевременное озвучивание цифр может кого-то напугать, а кого-то настроить на другие интонации. Поэтому пока об этом не говорим.

— Если не озвучивают цифры, всегда создается впечатление, что просят очень много.

— У нас есть время до августа, когда будут сформированы представления о поправках в бюджет. Будем обсуждать.

— Довольны вы структурой своего портфеля? Есть разные точки зрения на этот счет — в том числе, что в нем много слабо связанных с задачами ВЭБа проектов?

— Тут есть повод для грустных настроений, связанных с тем, что ВЭБ используется как квазибюджетный инструмент.

— Отряд спасения?

— Ну да, в некотором смысле МЧС. Все, что не может быть профинансировано бюджетом, либо если возникает напряжение в тех или иных отраслях — есть ВЭБ, который должен спасать. Говорю, абстрагируясь от конкретных имен. Вложились крупные коммерческие банки и другие структуры развития в инновационное производство, а продукция оказалась не востребована, рынок мировой не туда пошел. И они не находят ничего лучше, чем просить правительство, чтобы ВЭБ заместил их инвестиции своими. Или же приходят письма региональных руководителей: есть прекрасный проект, очень нужный для развития края, а ВЭБ не принимает положительного решения. Мы предлагаем им профинансировать сначала проектную стадию, сделать модель, экономическое обоснование. Они же хотят, чтобы мы сначала выделили деньги. Я уверен, что в любом коммерческом банке им бы отказали при таком подходе, в том числе в банке с госучастием.

— Как часто поступают такие просьбы, и правильно ли я понял, что приходят уже с поручением рассмотреть их просьбу?

— Достаточно получаем обращений и поручений на них. Причем просители любят ставить во главу угла социальные вопросы. Приходит глава региона и говорит: «У меня выборы, 1000 занятых на заводе, вы, вообще, государственные люди или нет? Я жаловаться на вас буду». Слава богу, мы на одной волне с аппаратом правительства, с администрацией президента, они объясняют просителям, для чего создан ВЭБ.

— Это кто же из губернаторов к вам так заходит?

— Их не много, имена называть, конечно, не буду.

— Вы думали, что можно сделать, чтобы уйти от такого отношения? Может, сменить форму, разбавить государственный капитал?

— Кроме как настойчивой воспитательной работой здесь ничего не решить. Менять существующую организационно-правовую форму никто не собирается. И мировая практика показывает, что государство должно быть единственным собственником Банка развития. Но и действовать всем надо в унисон с меморандумом, не расширяя до бесконечности наш мандат и не нагружая нас задачами, которые отвлекают от миссии развития.

— Происходит смена председателя ЦБ, вокруг этого идет дискуссия, должен ли регулятор стимулировать экономический рост и каким образом. Ваше мнение?

— Он и должен, и делает это, но в рамках своих полномочий и компетенций — через денежно-кредитную политику. Мы ощущаем это на себе — я имею в виду кредитование под залоговые механизмы. Конечно, много обеспокоенности связано со ставками кредитования. Они зависят не только от ЦБ, хотя регулятор мог бы активнее на них влиять через инфляционные ожидания. Это понимание есть и у Эльвиры Набиуллиной, но не думаю, что с ней в политику ЦБ придут революционные изменения. А нужны ли они вообще?

— Основные ставки, в том числе рефинансирования, менять не советуете?

— Ставка рефинансирования — не главный ориентир для банков, для них важнее ставка репо. С другой стороны, в потребительском кредитовании маржа банка сейчас составляет десятки процентных пунктов. Даже если берем крупные банки, в том числе с госучастием, то чистая процентная маржа у них доходит до 7%. Мне кажется, над этим надо думать. Такой марже может позавидовать любой крупный зарубежный банк, по прибыли серьезно превышающий доходы российских банков. Наша маржа составляет примерно 2%.

— А как сильно она меняется от проекта к проекту?

— Нет такого — в одном проекте 1,5%, в другом — 10%, она около 2% и меняется. По тем же олимпийским проектам у нас установка: ставка рефинансирования плюс 0,4-1,6%.

— С какими проектами стоит приходить в ВЭБ, какие у вас сейчас приоритеты? Например, Дальний Восток?

— С точки зрения развития территорий — три направления: Дальний Восток, Северный Кавказ и Калининград. Но не собираемся ослаблять внимание и к профильным проектам, которые могут обеспечить технологический прорыв. Это проекты в области космоса, информационных технологий, биомедицины, авиастроения.

— Правительство возлагает большие надежды на механизм инвестирования TIF, который предполагает возврат инвестиций через будущие налоги. Какую роль в нем возьмет на себя ВЭБ?

— Смысл идеи: частный инвестор, создающий инфраструктуру, синхронизирует свои действия с промышленным инвестором, который на этой инфраструктуре строит производство. Дополнительные налоги, полученные от проекта и комплексного развития территорий, затем возвращаются инвесторам. ВЭБ здесь может быть инвестконсультантом, готовить документы к конкурсу, обеспечить фондирование проекта, помочь оплатить предпроектные работы. Вариантов для участия в таких проектах много, но важно их правильно упаковать.

— Что это за проекты и что вы понимаете под упаковкой?

— Упаковка — это «хотелки»: когда нам рассказывают про проекты на 10 трлн руб., а из них 90% — это даже не заявки, а просто идеи. Но проблема не только в этом. Пока нет понимания, как синхронизировать работу местных, региональных и федерального бюджетов по TIF. Например, проект комплексной застройки жилой недвижимостью в Кирове: 80% расходов на инфраструктуру ложится на муниципалитет, но в местный бюджет и регион идет лишь 20% новых налоговых поступлений. Поэтому здесь федеральному бюджету, как говорил Александр Лившиц, надо делиться. Нужно понять, что это не доходы, упавшие с неба, а деньги инвесторов.

— Знаю, что обсуждается еще один новый механизм инвестирования. Когда инвестор, входящий в сложный проект вместе с РФПИ, может получить для оплаты своей доли заемное финансирование от ВЭБа. Насколько такая схема жизнеспособна?

— До сих пор РФПИ делал проекты с финансовыми инвесторами, пусть и занимающимися определенным направлением, например медициной в случае с «Мать и дитя». Но с индустриальными инвесторами можно работать иначе. Если к нам приходит РФПИ и говорит, что у него есть промышленный инвестор в гринфилд, давайте вместе отработаем схему, при которой проект был бы обеспечен и акционерным, и заемным капиталом. Это абсолютно не противоречит нашему меморандуму. Я знаю, что в пайплайне у РФПИ уже есть несколько таких инвесторов, вместе работаем над поиском для них привлекательных сделок.

— ВЭБ — один из главных кредиторов олимпийской стройки. Что происходит с кредитуемыми вами объектами: построят ли их в срок и рассчитываете ли вы на возврат кредитов?

— Мы уже предоставили кредиты в размере более 110 млрд руб., до конца года это будет около 220 млрд руб. Что касается сроков строительства — графики реалистичны, к Олимпиаде все построят. Также не секрет, что, по нашим данным, серьезная по объему часть проектов расчетно убыточна. При существующей модели и конъюнктуре есть большие проблемы с окупаемостью. Например, в Имеретинской низменности строится 1 млн кв. м гостиничного фонда. Когда после Олимпиады его выбросят на рынок, даже 60%-ной заполняемости будет достичь трудно. Многие проекты в ходе реализации серьезно подорожали — из-за технологических изменений или экологических обременений. По многим объектам отсутствует полная проектная документация, нет подтвержденных смет — все это подтверждает наши сомнения.

— Вы говорите, что проблемы с большинством объектов, с какими их нет?

— У нас не вызывает сомнения будущее Сочинской ТЭС, достаточно благоприятная ситуация с аэропортом. Но вот спортивные проекты — там напряжение серьезное. Что касается возврата кредитов, мы получили гарантии от всех инвесторов, что в случае выявления проблем после Олимпиады они устранят их за счет собственных средств. Есть гарантии «Олимпстроя», но это бюджетные деньги, и их судьба нам небезразлична.

— Вы занимаете пост председателя совета директоров ОАК, как видите стратегию развития корпорации?

— Как раз на последнем очном заседании совета директоров рассмотрели отчет менеджмента о предварительной работе за 2012 г.: динамика позитивная. Мы — я имею в виду совет директоров — ожидаем, что к 2015 г. компания выйдет на безубыточность работы. Конечно, здесь важную роль играет гособоронзаказ, авансирование поставок по нему, но не только. Доля гражданской техники в общих продажах ОАКа по итогам 2012 г. выросла втрое и впервые превысила 10%. Консолидировано управление структурами корпорации по принципу одного окна. Нет больше таких историй, когда отдельные заводы брали необеспеченные кредиты под невероятную ставку у непонятных банков. Ну а стратегия прежняя — создать линейку техники, конкурентоспособной не только в России, но и за рубежом, прежде всего в тех странах, где мы не утратили позиции.

— Насколько верна информация, что вы можете уступить пост председателя совета Сергею Чемезову и что возможна отставка Михаила Погосяна?

— Разговоров много. И я как независимый директор, и Сергей Викторович [Чемезов] номинированы государством в состав совета директоров на предстоящем собрании акционеров. Иной информации, кроме предложения возглавить совет, у меня нет — из этого и исхожу. Что касается гендиректора, решение по нему принимается коллегиально. У меня, думаю, как и у других коллег, нет оснований ставить под сомнение компетенцию Михаила Погосяна. О других кандидатурах на пост гендиректора я не слышал.

— В наследство от кризиса ВЭБу досталось три банка. Как видите их будущее — продавать или развивать?

— Сейчас как раз завершаем работу над формированием стратегии — в первую очередь по «Глобэксу» и Связь-банку. На 80% работа завершена. Продажа банков — стратегическому инвестору или через IPO — это отдаленная перспектива. Она должна быть синхронизирована с готовностью к продаже активов банков, которые мы взяли на баланс. Там есть неплохие объекты, например у «Глобэкса» это «Новинский пассаж», торговый комплекс в Новосибирске.

— То есть пока развивать?

— Да, по стратегии это универсальные банки, но каждый со своей нишей. «Глобэкс» в основном нацелен на корпоративных клиентов, хотя работает и с физическими лицами и даже занимается ипотекой. Связь-банк — это работа с предприятиями связи, с «Почтой России» по пенсионным счетам. Также это и военная ипотека, на которую мы обращаем особенное внимание. Банк занимает четверть рынка военной ипотеки, будет поддерживать эту позицию. И тот и другой банк мы капитализируем через прямое вхождение в капитал и суборды.

— Как раз перешли к почте. Что произошло с идеей Почтового банка? Говорят, против был Александр Киселев, но теперь он ушел…

— Не знаю, насколько он был против идеи. Но необходимые условия для создания Почтового банка не созданы. Это и акционирование почты, и согласование вопроса, как фондироваться «Почте России» для приобретения акций нового банка.

— А какой пакет вы считаете возможным продать почте?

— Это вопрос независимой оценки, которую никто так и не провел. «Почта России» провела свою и анонсировала запредельную цену. Причем пока шла дискуссия, почта наращивала финансовую работу через филиалы, заключила соглашения с почти 30 банками. Если не сам Почтовый банк, то по крайней мере оказание кредитных услуг населению через отделения почты стало фактом. Поэтому вопрос сейчас под сукном. Я не думаю, что идея мертва, но необходимых условий для ее продвижения нет. И похоже, инвесторы — Номос-банк и «Русский стандарт» — охладели к идее.

— Вы лично поддерживаете идею?

— Я не вижу в ее продвижении ничего плохого.

— Александр Лебедев делал вам предложение о выкупе недвижимости «Глобэкса» — согласны?

— Мы никогда серьезно его не рассматривали. Для нас газетные публикации — не оферта. С реальным предложением Лебедев не выступал.

— Остался еще один «кризисный банк» — украинский Проминвестбанк. Какие планы по нему?

— Дальнейшее развитие. В течение месяца мы его докапитализируем на $350 млн. Банку нужны дополнительные резервы по плохим кредитам, доставшимся от прежнего менеджмента. Ситуация на Украине непростая, в том числе с возвратом долгов, хотя часть удается погасить. Кто-то не возвращает кредит, ссылаясь на личные связи, кто-то просто не хочет платить. А потом появляются ходоки — предлагают забрать долги за 10% от номинала. Местные коллекторы, видимо, серьезно расширяют понятие коллекторства. Банк — в шестерке крупнейших на Украине, один из самых надежных. К менеджменту претензий нет. Кстати, сейчас на клиентах банка отрабатываем механизм перехода в региональных расчетах на рубли.

— Пытался найти официальную позицию: зачем купили этот банк? Не нашел…

— Так ее, официальной, и нет. (Смеется.) Было принято политическое решение — банк в тот момент находился в предбанкротном состоянии, потенциал был сильный. Но, к сожалению, не все его скелеты мы обнаружили сразу, да и шкафов больше оказалось. В принципе, покупали банк, чтобы работать с крупными клиентами, связанными с Россией.

— Есть версия, что банк принимал участие в расчетах за газ.

— Это не так. Просто основные контрагенты российских предприятий обслуживались в этом банке. Плюс из банка начался отток вкладов, ситуация угрожала всей украинской банковской системе, а там ведь работают и российские банки. Кстати, мы купили банк за $250 млн в ноябре 2008 г., а еще в апреле 2008 г. итальянцы предлагали собственникам $2,5 млрд. Те отказались — думали, стоит не меньше $4 млрд. А контролировал банк тогда бывший председатель Нацбанка Украины, который приватизировал его в свободное от работы время.

— Завершая банковскую тему: обсуждалась идея, что ВЭБ примет на баланс проблемные активы Россельхозбанка на 150 млрд руб. Идут ли такие переговоры?

— Не обсуждается, этой темы больше нет.

— В 2010-2011 гг. ВЭБ купил у E.On ADR на 2,7% капитала «Газпрома» — более чем на 100 млрд руб. Сейчас такой пакет сильно подешевел, что предлагаете правительству делать с ним?

— За время с его приобретения он упал в цене процентов на 30. Поэтому с предложениями, ведущими к убыткам (т. е. о продаже), в правительство не выходим. Вывод: будем ждать, пока подрастет. Вопрос не только в цене. Наличие у ВЭБа пакета в 3,6% обеспечивает для государства контроль над компанией.

— Одно время пакет стоил дороже — тогда продать не предлагали?

— Предлагали. Если бы в апреле 2011 г. мы продали пакет, то зафиксировали бы прибыль примерно в 30 млрд руб. Но тогда наблюдательный совет признал нецелесообразным терять актив.

— Правда, что ВЭБ интересуется покупкой завода «БАТ-Ява»? Если да, то какие планы на фабрику?

— Интересуемся только в одном контексте. «БАТ-Ява» граничит со «Славой» — объектом, который достался нам при санации «Глобэкса». Там мы будем строить гостинично-офисные здания, в том числе жилые апартаменты, а рядом стоит табачная фабрика и дымит. Поэтому проще выкупить актив и развивать территорию комплексно.

— Сколько готовы заплатить, уже сделали предложение?

— Я лично с владельцами «БАТ-Явы» этот вопрос не обсуждал.

— До 2020 г. «АвтоВАЗу» одобрен кредит в ВЭБе на 60 млрд руб. Начал ли завод пользоваться средствами и на какие проекты они пойдут?

— Пока принято решение в лимитной логике. Сейчас идет комплексная экспертиза отдельных проектов — это модернизация под новую линейку и расширение производства, в том числе закупка нового оборудования, переоснащение цехов.

— Какие еще у банка проекты в автопроме, собираетесь выдавать новые кредиты другим игрокам?

— У нас по меркам банка развития достаточно много проектов в автопроме. Со всеми ключевыми российскими игроками в той или иной степени взаимодействуем. Ключевой партнер — FordSollers и проекты «Соллерса» на Дальнем Востоке. По ним идет кредитование трех площадок, включая сборку, производство двигателей и компонентов. Работаем и с группой ГАЗ, в частности по проекту в Ярославле (завод по производству двигателей). Но это не новые кредиты, все решения уже приняты.

— Кризис на Кипре сказался на ВЭБе либо ваших клиентах?

— На банке никак не сказался, мы с этими банками — Bank of Cyprus и Laiki — не работаем. У нас есть межбанковские расчеты с Русским коммерческим банком, проблем с ними не было. Сейчас проводим инвентаризацию — как повлияла кипрская история на заемщиков. Пока ничего настораживающего не видим.

— Как вы относитесь к обвинениям следователей в отношении Анатолия Балло, связанным с якобы превышением должностных полномочий по делу о $14 млн кредита «Евразийского»?

— Недавно президиум Мосгорсуда принял решение о незаконности возбуждения уголовного дела в отношении Анатолия Балло и направил материалы на новое рассмотрение. Этим многое сказано. Ущерб банку не нанесен, кредит погашен, в отношении двух подозреваемых уже закрыты уголовные дела.

— Можете прокомментировать ситуацию с поселком «Заречье-2»?

— В 2006 г. для строительства жилого комплекса в Одинцовском районе Московской области Внешэкономбанк предоставил кредит ООО «Заречье-2». В настоящее время проект не реализован, что ставит под угрозу возврат кредитных средств. Внешэкономбанк неоднократно информировал ООО «Заречье-2» о необходимости строгого выполнения обязательств по кредитному договору. В связи с невыполнением заемщиком ряда обязательств по кредитному договору в ноябре 2012 г. Внешэкономбанк обратился к заемщику с требованием о погашении задолженности в размере более $170 млн. Впоследствии Внешэкономбанк обратился в арбитражный суд для защиты своих интересов. Кроме того, в результате проведенных по инициативе банка технической, строительной и финансово-бухгалтерской экспертиз проекта были выявлены факты хищения кредитных средств. В связи с этим Внешэкономбанк обратился в правоохранительные органы на предмет проведения мероприятий по проверке целевого использования кредита и возбуждения в отношении должностных лиц ООО «Заречье-2» и его бенефициаров уголовного дела по фактам хищения денежных средств. Государственная корпорация намерена предпринять все законные действия по защите своих интересов.

— Зачем вы задумали ребрендинг ВЭБа?

— Мы затеяли ребрендинг не только ВЭБа, но и всей группы Внешэкономбанка, понимая, что все мы будем достаточно долго находиться вместе. В связи с этим визуальное восприятие должно не ассоциироваться с прежними символиками, а соответствовать облику национального Банка развития. Существующее представление бренда «Внешэкономбанк» отстает от нашей миссии финансового института развития. Кроме того, сформировавшаяся группа Внешэкономбанка тоже выглядит весьма разрозненно: компании имеют различную стилистику, по-разному позиционируются, а некоторые бренды вообще не имеют привязки к группе. Все это существенно осложняет коммуникацию, не позволяет сложить реальную картину масштабов деятельности группы ВЭБ в целом и возможностей, предоставляемых сегодня нашими дочерними компаниями российскому бизнесу. Мы рассчитываем использовать синергию всех участников нашей группы, для того чтобы создать в сравнительно короткие сроки по-настоящему сильный бренд — ВЭБ. Что же касается перехода к лаконичной аббревиатуре ВЭБ, то его новое графическое решение и новый фирменный стиль будут узнаваемыми, современными и динамичными. А краткое название и так уже много лет используется и нами, и в СМИ.

Московские новости
Газета № 522 (522)
14 мая 00:05
Владимир Лоевецкий

О долгосрочных инвестициях, перспективах пенсионных денег и привычках менять правила игры в интервью «Московским новостям» рассуждает директор департамента доверительного управления Внешэкономбанка Александр Попов

— Можно сказать, Россия погналась за длинным рублем. О длинных деньгах говорят президент, премьер, министры, промышленники. С ними связывают перспективы экономического роста, прежде всего развитие инфраструктуры. Но и многие другие проекты требуют долгосрочных вложений. Кроме прямых инвестиций из госбюджета, который и так перегружен обязательствами, откуда их взять? В странах с развитой финансовой системой источниками длинных денег давно стали пенсионные, страховые и инвестиционные фонды. А что у нас?

— В основном это те же источники, потенциальные либо уже реальные. В первую очередь пенсионные деньги, затем — компании, связанные со страхованием жизни. Инвестфонды и банки тут на третьем-четвертом месте. Хотя по-настоящему длинных денег в банках без появления безотзывных вкладов, наверное, не появится. Конечно, эти ресурсы есть теоретически у таких мощных банков, как Сбербанк, который держит половину всех вкладов. И даже если его доля снизится, то у него все равно этот ресурс останется, причем в значительном размере. Но для банковской системы в целом безотзывные вклады сыграли бы серьезную роль. Пока у нас этого нет, по закону — нельзя. Если в Гражданском кодексе появится такая возможность и банкам позволят вводить безотзывный вклад, то это будет достаточно серьезным подспорьем для них в создании именно долгосрочных ресурсов.

— Люди не поверят, наверное: отдать деньги на весь срок без права отозвать вклад.

— Так надо попробовать. Заставить человека нельзя, он вправе выбирать, зато понятно, чем его заинтересовать. Прежде всего высокой процентной ставкой. Для банков безотзывные вклады станут гарантированным ресурсом. А для вкладчика чем дольше срок, тем выше процент. Конечно, не все побегут делать такие вклады. Но главное — соблюдать правила игры. Постепенно возникнет новый источник длинных денег. А вообще создание таких источников — небыстрая история.

Александр Попов директор департамента доверительного управления Внешэкономбанка Родился в 1970 году. Окончил социально-экономический факультет Института стран Азии и Африки при МГУ им. М.В. Ломоносова. В 1995 году начал работать во Внешэкономбанке в должности трейдера. С апреля 2005 года — директор департамента доверительного управления

Если взять паевые инвестфонды, то это как раз к вопросу о правилах игры. До определенного времени доходы от продажи паев этих фондов, если вы владели паями больше трех лет, были освобождены от налогов. Потом это отменили и тем самым прекратили существование значимого стимула для долгосрочного инвестора. И вот теперь президент велел уравнять возможности вкладчиков банков, паев в инвестфондах и остальных инструментов. Без этого, конечно, сложно рассчитывать на появление значительной финансовой базы у таких фондов, и все-таки по сравнению с банковскими вкладами ПИФы — это существенно меньший ресурс. Потому что вложения в такой инструмент сложнее, требуется хотя бы минимальная финансовая грамотность.

—А страхование жизни?

— Страхование жизни по сравнению с инвестфондами, конечно, попроще. Вопрос в том, как туда привлечь вкладчика, какими льготами, и как, собственно, рекламировать все эти страховые продукты? Пожалуй, из имеющегося сейчас ряда инструментов наиболее простой продукт — пенсионные фонды, а самое главное, что он существует с 2002 года. Причем эта система развивается вполне нормально, у людей, что ни говори, а возникает интерес к своим пенсионным накоплениям. Уже процентов 30 не «молчуны», а сами решают, выбирают негосударственные пенсионные фонды. Если бы система не работала, то и люди оставались бы пассивны. Но, к сожалению, по нашей русской традиции, только-только что-нибудь начинает работать, как терпение иссякает: требуют, чтобы работало уже на полную катушку. И систему начинают не просто настраивать дальше, что правильно, а перестраивать в корне. И от того потенциала, который возникал, мало что остается.

— Возможно, споры по поводу начинаемой пенсионной реформы еще не окончены. В ее первоначальном варианте обязательные отчисления на накопления действительно серьезно снижались — с 6 до 2%, причем предлагалось вообще вскоре перейти только на добровольные накопления.

— С одной стороны, мы так долго говорили, что нам нужны длинные деньги. И пенсионные деньги понемногу стали таким значимым ресурсом. А с другой — этот ресурс радикально сокращают. 2% — это уже минимум-миниморум.

— Но затем ведь эту версию несколько смягчили. 2% — накопления для тех, кто ничего никогда не выбирал или не написал заявление, т.е. для «молчунов». И 6% — для тех, кто выбирает НПФ.

— Для ВЭБа как государственной управляющей компании это будет серьезное сокращение инвестиционного потенциала. Что касается негосударственных пенсионных фондов, то мы еще не знаем, как люди отреагируют на это изменение, будет ли массовый переток средств в НПФ. Люди только более или менее привыкли к существующей системе и правилам, стали оценивать, больше выбирать негосударственный сектор. Регуляторы также стали лучше понимать, как лучше контролировать ситуацию с пенсионными накоплениями. Поначалу контроль был таким жестким, что не столько сохранность денег обеспечивал, сколько не давал получать доход. Вообще не давал. И только в последнее время у ГУК появилась возможность работать с более разнообразными инструментами, ведется активная работа по смягчению ограничений и для НПФ. А самая главная подвижка — инфляция снизилась. У нас наконец-то реальная стоимость денег стала положительной, т.е. выше инфляции. Конечно, не очень нравится, что ставки по кредитам высокие, тоже выше инфляции. Но это нормальная экономическая ситуация, когда реальные ставки положительные. И в этой ситуации, когда система инвестирования почти наладилась, опять все правила меняются...

— В ответ на это говорят: как же так, инфляция у нас снизилась, а ставки не снизились?

— Во-первых, инфляция снизилась еще не так сильно. А во-вторых, в ставках заложены инфляционные ожидания. Значит, у участников рынка нет уверенности, что инфляция дальше будет снижаться. Тем не менее у нас появились условия для выполнения нашей функции — обеспечивать реальную сохранность пенсионных накоплений, чтобы доходность по ним была как минимум не ниже инфляции. И у НПФ появилась возможность давать положительную реальную доходность. Но если вся накопительная система теперь радикально меняется, то сложно сказать, как люди отреагируют. И дело не в том, что они, допустим, отдадут предпочтение НПФ, они могут вообще потерять интерес к системе накоплений как таковой. А он у них стал появляться. И мог стать базой также и для добровольных накоплений. Поведенческие модели быстро не возникают. Для нас десять лет — это очень немного в таком деле. А теперь возникающая модель поведения поставлена под вопрос.

700 млрд руб. уже составляют обязательные пенсионные накопления

И пока нет ответа даже на элементарные вопросы: если вы хотите, допустим, остаться в ПФР, но сохранить шестипроцентное отчисление на накопительную часть, или, наоборот, выбрали НПФ, но хотите сократить отчисления на накопления, то кому заявление писать? В ПФР? В НПФ? Работодателю? А в пенсионной формуле, которая сейчас рассматривается и должна как-то увязывать стаж, зарплаты и т.п., я просто не смог разобраться до конца в этих баллах и коэффициентах. Она же не дает возможности людям понять: а что им лучше-то — увеличивать страховую часть, по сути, надеясь на то, что к выходу на пенсию госфинансы будут в порядке, или сохранять отчисления на накопления, надеясь на инвестиционный доход?

—Тем не менее пенсионные деньги уже используются у нас в экономике, а планы еще больше. Чаще всего в связи с этим говорят об инфраструктурных облигациях.

— Мне этот термин не слишком нравится. Во всем мире выпускаются «корпоративные облигации», средства от которых расходуются в соответствии с проспектом эмиссии. И «проектные облигации», средства от которых направляются на конкретные проекты. В основном они предполагают квалифицированного инвестора. Пенсионные накопления, конечно, можно и нужно вкладывать в инфраструктурные проекты. Вопрос: на что и кому именно их можно давать. У нас проектное финансирование находится еще в зачаточном состоянии. Разработка проектов, как правило, слабая. И любой вам скажет, что специалистов в этом вопросе очень мало. Другая часть проблемы — законодательство, связанное с проектным финансированием. В мире оно давно развивается, и нам надо развивать. Например, создавать специальные хозяйственные общества, которые лучше защищены от банкротства. На проект не смогут обратить взыскание, если компания по другим своим обязательствам что-то не выполнила. Но есть и иные риски. И тут недостаточно заявить: не трогайте, этот проект государству важен. Если важен, то это должно быть подкреплено либо рейтингом, либо госгарантией. Тогда пенсионные накопления могут туда направляться.

— Но если проект получает госгарантии, то это ложится на бюджет.

— Конечно. Все эти госгарантии идут в расходную часть бюджета. Здесь крайне важно качество аналитики, подготовки проекта, который получает гарантии. Кроме того, если государство гарантирует, то это должно означать, что никаких препятствий при реализации проекта чиниться никому не будет, будет полная государственная поддержка на всех его этапах. И вот тогда, наверное, Минфин будет спокойнее относиться к выдаче гарантий. Но поскольку речь идет о пенсионных деньгах, накоплениях граждан, то их сохранность, достижение безубыточности — это обязательный минимум, а задача состоит в том, чтобы эти накопления приносили еще и доход.

— В какие проекты ВЭБ как государственная управляющая компания уже вкладывает пенсионные деньги, выкупая подобного рода облигации? И какие из них обеспечены госгарантиями, а какие покупаются исходя из рейтинга эмитентов?

— Первые такие проекты, которые мы частично финансировали, приобретая на пенсионные средства облигации проектных компаний, — это автомагистраль Москва — Санкт-Петербург с 15-го по 58-й километр, выход на Минское шоссе через Одинцово, строительство Западного скоростного диаметра в Санкт-Петербурге. Все эти облигации обеспечены госгарантиями и при этом приносят неплохой доход. Купон — либо инфляция плюс 2–3%, либо фиксированный, но высокий, выше 9% годовых.

— А вы уверены, что эти проекты вернут деньги?

— Вернут. Это платные дороги, призванные разгрузить крайне загруженные существующие магистрали. Тариф за проезд привязан к инфляции. Тут все нормально. Вопрос в другом. Мы пока покупали такие облигации, которые, можно сказать, являются настоящими проектными облигациями. Но поскольку ВЭБ в данном случае выступает как ГУК и вкладывает пенсионные средства, мы их покупаем, только если они обеспечены госгарантией. Как ГУК мы просто инвестор и не в состоянии сами заниматься экспертизой всей массы проектов. Кто должен проанализировать проект? Если у него есть кредитный рейтинг, значит рейтинговое агентство, уважаемое, аккредитованное при Минфине, изучило проект, убедилось, что проект хороший, и присвоило ему рейтинг.

— И вы, опираясь на этот рейтинг, сможете принимать решение?

— Да, или гарантии, или рейтинг. Хотя в мире существуют разные варианты. Например, в Англии работает государственная организация, которая занимается проектной аналитикой. Если она дает добро, то государство может вкладывать в этот проект бюджетные деньги, получается такой своеобразный знак качества проекта.

— Сегодня идет речь о том, чтобы вкладывать пенсионные ресурсы в проекты РЖД, ФСК, говорят еще и о «Транснефти», «Росатоме». Вряд ли по ним тоже дадут госгарантии. Значит, будете покупать такие облигации на основе рейтинга?

— Рейтинг у них есть. РЖД, ФСК обладают рейтингом на уровне суверенного. Конечно, одно дело, если облигации выпускаются на срок пять-семь лет. И другое — если проекты 15–20-летние. Но если компания готова платить инфляцию плюс давать процент сверх нее, то для вложения пенсионных денег это нормально. Можно покупать такие длинные облигации, но, безусловно, только от эмитентов с рейтингом не ниже российского суверенного. У РЖД такой рейтинг сразу от трех ведущих международных агентств. Плюс приличный опыт выпуска длинных еврооблигаций.

— Тем не менее, если вдруг такая компания перестает платить?

—Для этого и установлено требование, чтобы кредитный рейтинг был не ниже российского суверенного. Такие компании просто так не исчезнут, не обанкротятся. Мы говорим о больших компаниях с крупными капиталами. И у всех у них есть возможности для маневра. Если один конкретный проект не дает ожидаемого результата, то есть возможность перебросить средства с удачного проекта и расплатиться по облигациям. Понятно, что такие масштабные проекты, как БАМ, неокупаемы. Или окупаемы, но в течение 100 лет. Но РЖД за счет пенсионных денег не будет БАМ строить. Получит бюджетные средства — будет. А для использования пенсионных накоплений у нее есть другие, коммерчески вполне приемлемые проекты. Мы же будем смотреть, не меняются ли рейтинги. В любом случае рейтинг у эмитента облигаций не должен быть ниже инвестиционного уровня.

— Сегодня под управлением Внешэкономбанка порядка 1,5 трлн руб. пенсионных накоплений. Эта сумма будет расти, снижаться, появятся новые претенденты на эти длинные деньги?

— Уже 1,6 трлн. Но эта сумма лишь на первый взгляд выглядит большой. Ведь деньги уже инвестированы, и не только в госбумаги, но и в корпоративные облигации, и уже используются для строительства автодорог, железных дорог, сетевых электрохозяйств. Но объем денег ограничен, а потребности в развитии инфраструктуры, ипотеки, других долгосрочных проектов огромные. Ведь ВЭБ в качестве государственной управляющей компании еще и крупнейший инвестор в ипотечные облигации. В своих новых инвестициях мы прежде всего рассчитывали на новые поступления от Пенсионного фонда РФ. За прошлый год мы получили от него 300 млрд руб., а вернули по различным основаниям около 125. Т.е. нетто-приток составил 175 млрд руб. Но если обязательные отчисления в накопительную часть пенсии снизятся до 2%, то ситуация будет совсем другой. Конечно, мы будем получать доход по уже сделанным вложениям в облигации плюс средства от погашения облигаций. Но наш потенциал для инвестиций в инфраструктурные компании, в проектные облигации, в ипотеку если не исчезнет, то снизится очень существенно.

— Вы управляете длинными деньгами как госкомпания. А что произойдет с другим, пока потенциальным, источником инвестиций — накоплениями в негосударственных пенсионных фондах?

— В НПФ уже, думаю, более 700 млрд руб. обязательных пенсионных накоплений, и этот ресурс становится весьма серьезным. Но и отношение к этим деньгам — тоже. С принятием закона о гарантировании пенсионных накоплений должно уйти действующее требование к безубыточности пенсионных фондов по итогам каждого года, что, честно сказать, глупость. Во-первых, это не дает им возможности зарабатывать. А во-вторых, какие уж тут длинные деньги? Но если закон примут, то это в существенной мере снимет вопрос. В этом случае может повыситься привлекательность НПФ, а сами они получат возможность для долгосрочных вложений. Все это вызовет необходимость упорядочивания и, возможно, усиления контроля за их работой, для чего, в частности, и нужен мегарегулятор, создаваемый в лице Банка России.

26 апреля Госдума рассмотрит проект закона "Об основах государственно-частного партнерства в РФ", который позволит сформировать правовое поле для реализации проектов ГЧП. Об опыте реализации в России таких проектов, несовершенстве правовой базы и сути нового законопроекта рассказал руководитель дирекции ГЧП Внешэкономбанка Александр Баженов.

Зачастую необходимые проекты развития инфраструктуры не могут быть профинансированы за счет бюджета. Выход – в использовании механизмов государственно-частного партнерства (ГЧП), которые позволяют привлечь частный капитал в социально значимые проекты. В пятницу Госдума рассмотрит в первом чтении проект федерального закона "Об основах государственно-частного партнерства в РФ", который позволит сформировать правовое поле для реализации проектов ГЧП. Об опыте реализации в России таких проектов, несовершенстве правовой базы и сути нового законопроекта агентству "Прайм" рассказал руководитель дирекции ГЧП Внешэкономбанка Александр Баженов. 

— Российские автодорожные проекты ГЧП у всех на слуху. Известны ли примеры использования механизмов ГЧП для развития коммунальной, социальной инфраструктуры, реализации проектов комплексного развития территории? Насколько позитивен накопленный опыт?

— Транспортная отрасль является наиболее продвинутой в использовании ГЧП. Автодорожных проектов ГЧП не так много, как хотелось бы: по концессионной модели строятся две федеральные дороги, ряд проектов запущен ГК "Автодор", в рамках процедур, определенных региональным законодательством, запущен проект второго этапа строительства Западного скоростного диаметра. В рамках параллельного финансирования бюджетом объектов федеральной собственности и частным инвестором коммерческих объектов развиваются аэропорты (например, "Пулково", "Шереметьево", "Кольцово", "Курумоч") и порты (например, Усть-Луга). 

Коммунальная инфраструктура — второй по значимости рынок ГЧП. Исторически первые проекты ГЧП до конца реализованы в Москве, где частный инвестор, выбранный по результатам конкурса, спроектировал очистные сооружения канализации, профинансировал, построил, обеспечил эксплуатацию в течение 12 лет, окупил свои инвестиции и передал их в собственность городу. В области коммунальной инфраструктуры порядка 25 миллионов человек получают услуги водоснабжения от частных операторов, которые являются арендаторами муниципальных сетей водоснабжения и канализации. Это больше, чем в Восточной Европе вместе взятой. В Ростовской области при поддержке Внешэкономбанка реализуется один из крупнейших по мировым меркам проектов по развитию инфраструктуры водоснабжения и канализации целой агломерации. 

В теплоснабжении, правда, ситуация более запутана, поскольку локальные рынки теплоснабжения сформированы на базе частных активов ТГК и частных владельцев котельных, а также муниципальных котельных и сетей. Характерно, что там, где ТГК удается интегрировать локальные рынки, эффективность эксплуатации инфраструктуры и качество обслуживания повышаются. В этой связи ГЧП может представлять этой отрасли шанс на ускоренное урегулирование вопросов, связанных с обеспечением рисков долгосрочного инвестирования в инфраструктуру.

Аналогично и в сфере управления твердыми бытовыми отходами. Есть примеры проектов в сфере обращения с твердыми бытовыми отходами в Нижегородской и Волгоградской областях на условиях концессии. Трудно формируется проект строительства мусороперерабатывающего комплекса в Санкт-Петербурге. При огромном спросе территорий на создание индустриальной базы сбора и переработки отходов реализации инвестиционных проектов на коммерческой основе создает непреодолимые сложности плохое институциональное регулирование этой отрасли — как инвестор может окупить затраты на строительство мусороперерабатывающего завода, если нет заводов по переработке вторсырья, нет тарифов на утилизацию отходов, нет способности муниципалитетов отвечать за объем и морфологический состав отходов, направляемых на переработку, вследствие определения деятельности по сбору и выводу мусора конкурентным видом деятельности.

Известны проекты по успешному развитию инженерной инфраструктуры для размещения новых производственных мощностей. Например, это проект с участием ВЭБа в Калужской области по развитию автокластера. Реализуется более 60 проектов комплексного развития территорий с параллельным финансированием инфраструктуры за счет Инвестиционного фонда РФ (бюджета) и частным финансированием производственных объектов. 

Социальная инфраструктура сейчас формируется как наиболее активный развивающийся рынок проектов ГЧП. В Нижегородской области построены на условиях концессии физкультурные оздоровительные комплексы, в Ульяновске — Ледовый дворец, в Петербурге — школы. В Астраханской области только что завершился конкурс на строительство 31 объекта дошкольного образования сразу в 17 небольших населенных пунктах. Формируется спрос на такие проекты в сфере здравоохранения. Конечно, при увеличении бюджетного финансирования по федеральным программам образования и здравоохранения власти могут снизить уровень активности по формированию проектов ГЧП.

Принципиально поменялась ситуация с инициативой региональных и муниципальных властей по использованию ГЧП. Если упомянутые пилотные проекты ГЧП по строительству очистных сооружений в Москве в то время так и остались пилотными и никто в регионах не повторил этот опыт, то сейчас по результатам мониторинга отслеживается более 700 инициатив по запуску проектов ГЧП в различных отраслях, находящихся в ответственности государства и муниципалитетов. В 64 субъектах РФ по собственной инициативе вслед за Петербургом приняты региональные законы об условиях участия регионов в проектах ГЧП. Несомненно, это тоже позитивный сигнал, демонстрирующий, что многие органы власти активно занимаются развитием своих территорий, а не просто смиренно стоят в очереди за бюджетным вспомоществованием. 

В целом можно сказать, что ожидания для активного использования ГЧП при наличии качественной нормативно-правовой базы сформированы. Законопроект "Об основах ГЧП в Российской Федерации" эти ожидания должен поддержать.

— Можно ли сказать, что ГЧП на базе концессионных соглашений признано бесперспективным?

— Вовсе нет. Концессия это одна из форм ГЧП, которая в рамках нынешнего российского законодательства предполагает частные инвестиции в объект государственной или муниципальной собственности и их окупаемость за счет предоставления частным инвестором коммерческих услуг потребителям. Соответственно, там, где существует достаточный и платежеспособный спрос на платные услуги инфраструктуры, эта модель могла бы работать. Просто это очень жесткая модель. 

В стране зарегистрировано около 500 договоров концессий, при этом в основном на муниципальном уровне. Они привлекли внебюджетных инвестиций меньше, чем несколько проектов ГЧП только в Санкт-Петербурге.

В российском опыте использования концессий для строительства дорог финансовый сектор отказался дать вотум доверия такой модели, потребовав для финансирования проектов дорог Москва-Петербург и обхода Одинцово существенных объемов государственных гарантий и капитальных грантов. После этого транспортниками были инициированы поправки, позволившие формировать концессионные соглашения по модели платы за доступность, когда концессионеру платит концедент. Для реализации этой модели были возобновлены и используются дорожные фонды, формирование которых зависит от транспортной активности.

Сейчас Минрегион хочет выучить на своем опыте уроки Минтранса. В закон о водоснабжении внедряется норма о возможности привлечения частных инвесторов только на условиях концессии. Соответственно, окупаемость предполагается за счет тарифной выручки, рост которой в свою очередь ограничен платежеспособностью населения. Добиться же массового повышения эффективности возможно только за счет массового обновления основных фондов, но на коммерческие риски и институциональные риски ЖКХ инвесторов еще надо поискать.

А как эту модель запускать для общественной инфраструктуры образования и здравоохранения? Да еще где-нибудь в глубинке? Заметьте, ведь в Москве при огромных возможностях окупать внебюджетные инвестиции, развития концессий не наблюдается. А в глубинке ограничен и платежеспособный спрос, и размер электората не так значителен для приоритетного направления бюджетного финансирования.

На самом деле все страны, пришедшие к активному использованию ГЧП, прошли путем Минтранса. Только раньше. Экономическая наука показывает, что эффект от развития инфраструктуры реализуется в экономическом росте и, соответственно, в росте доходов бюджетной системы. Поэтому страны, экспериментировавшие с концессиями за счет коммерческой окупаемости, тоже пришли к еще одной модели — платит бюджет, но частник несет ответственность за проект, за финансирование, за стройку, за эксплуатацию.

— Что представляет собой российское законодательство о ГЧП сейчас? В чем заключается его несовершенство? Какие претензии выдвигаются?

— ГЧП — это не правовая норма, а экономическая концепция. Поэтому, строго говоря, законодательства о ГЧП, как такового, не существует. Одна из контрактных форм ГЧП урегулирована в федеральном законе "О концессионных соглашениях". Развитие ГЧП в регионах базируется на договорных конструкциях, формируемых в рамках Гражданского кодекса. Публичные партнеры принимают на себя обязательства в рамках Бюджетного кодекса, федерального закона "О конкуренции", Земельного кодекса. 

При такой сложной подведомственности соглашения о ГЧП различным ветвям законодательства неизбежно возникновение ранее неотрегулированных противоречий, связанных с новым характером явления — государство становится объектом инвестиций с целью более эффективного и качественного исполнения своих обязанностей. Это необходимость урегулировать в одной конкурсной процедуре взятие инвестором на себя обязательств по инвестированию в объект, предоставлению ему земельного участка, эксплуатации и получению платы от органа власти. Это необходимость объединить в инвестиционно привлекательный лот ряд повторяющихся объектов из разных муниципальных образований (например, школы в сельских поселениях). Это разграничение проекта ГЧП от проекта на условиях госзакупок. Это повышение налоговой эффективности таких конструкций. Это урегулирование взаимоотношений между субъектом РФ и муниципалитетами при реализации проектов ГЧП.

— Какие проблемы характерны для региональной правовой базы, регулирующей ГЧП?

— В ответ на частые упреки надо особо подчеркнуть, что региональные законы определяют не некие новые договорные конструкции взамен федерального законодателя, а определяют (они так и называются) условия участия субъекта РФ в проектах ГЧП — для чего используется, как планируется, как финансируется подготовка, какие обязательства принимаются в рамках установленных полномочий, как обеспечивается конкурентный отбор инвесторов, если процедура для данного вида контракта не определена специальным законом.

 Передовым опытом в сфере ГЧП на уровне субъекта здесь обладает Санкт-Петербург. Несколько лет назад здесь был принят региональный закон об участии города в проектах ГЧП. Запущен целый портфель проектов, создавший абсолютно новый имидж инвестиционной привлекательности города. 

Сегодня законы о ГЧП приняты еще в 63 субъекте РФ. Конечно, качество этих законов, даже если они ведут происхождение из одного источника, очень разное, часто декларативное. Это не должно пугать. Качество регионального закона можно улучшить при подготовке конкретного проекта, но, чтобы начать подготовку такого проекта, необходима выраженная законодателем воля. 

Проблема развития регионального законодательства как раз и упирается в необходимость ускорения на федеральном уровне урегулирования стыков различных ветвей федерального законодательства применительно к явлению ГЧП.

— В чем новизна законопроекта? Какие ограничения, связанные с несовершенством правовой базы, он снимает? 

— В законопроекте определяются принципы и критерии, позволяющие отнести проект к ГЧП. Определяется объем полномочий РФ, субъекта и муниципалитета. Определяются требования к процедуре конкурентного отбора частного инвестора. Вносятся необходимые изменения в земельное, налоговое, бюджетное, конкурентное законодательство. 

— Есть ли в законопроекте вопросы, требующие доработки? 

— ФАС предлагает дополнить законопроект требованиями к процедурам конкурентного отбора и более четко разграничить предмет ГЧП от отношений, регулируемых законодательством о госзакупках. Минфин предлагает определить порядок формирования расходных обязательств по проектам ГЧП. РСПП предлагает определить порядок инициирования проекта ГЧП частным инвестором. Это все очень конструктивные предложения. Нам также интересно определить в связи с законопроектом реализацию положений закона "О банке развития" в отношении роли Внешэкономбанка в развитии рынка проектов ГЧП (поддержка деятельности органов власти в формировании качественного предложения проектов ГЧП).

— Решает ли законопроект проблему отсутствия долгосрочных гарантий для частных партнеров со стороны государства? Каким может быть этот механизм (страхование, гарантии из бюджета)?

— В законопроекте закреплена возможность принятия обязательств публичной стороны в рамках долгосрочного договора. 

Исполнение ряда этих обязательств определяется бюджетным законодательством. В случае выполнения соответствующих процедур и нарушении обязательств публичной стороны это позволяет добиваться судебного решения и получать необходимую компенсацию.

Ряд обязательств имеет характер совершить определенные действия, от которых зависит исполнение обязательств частного инвестора. В случае бездействия публичного партнера отсутствует в настоящий момент возможность судебного решения об исполнении публичным партнером таких обязательств. 

— Антимонопольная служба опасается, что отмена распределения государственного и муниципального имущества путем проведения аукционов неизбежно приведет к устранению равных возможностей доступа к нему и ограничению конкуренции. Насколько справедливы такие опасения? Еще одно замечание ФАС касается исключения соглашений о ГЧП из сферы ведения закона о размещении заказов при сохранении возможности расходования бюджетных средств в рамках соответствующих соглашений. ФАС считает, что это приведет к существенному сокращению возможностей для участия физических и юридических лиц в рассматриваемых правоотношениях, создаст преимущественное положение отдельным хозяйствующим субъектам, выступающим частными партнерами по таким соглашениям, и возможность для коррупции. Насколько высоки такие риски для инвестора?

— ГЧП — это не приватизация, потому что имущество создается частным партнером в интересах публичного партнера. Перехода собственности от публичного партнера частному в проектах ГЧП не предполагается. 

ГЧП не являются закупкой, так как риск привлечения финансирования и создания объекта за счет внебюджетных средств лежит на частном партнере. Закупка же предусматривает выплату средств исполнителю (продавцу) за счет бюджета, а в случае создания объекта – также предшествующие стройке авансовые платежи. Проведение конкурса на право заключения соглашения о ГЧП не ограничит возможности частного сектора на участие в них, так как такие процедуры не содержат каких-либо ограничителей или дискриминационных факторов. Все алгоритмы будут детально прописаны в региональных законах. Закрытый же конкурс может проводиться только в случаях, установленных законодательством о государственной тайне. Это соответствует сложившейся в стране практике и считается абсолютно нормальным.

РИА Новости