Часть 1

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев о ключевых направлениях деятельности банка, развитии Дальнего Востока, условиях вхождения в проекты и ситуации с олимпийской стройкой в первой части интервью «Газете.Ru».

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев
Фотография: Александр Астафьеф/РИА «Новости»

— Какой вы видите роль ВЭБа как института развития экономики в среднесрочной перспективе? Оптимальна ли действующая инвестиционная стратегия?

— Если под средним сроком понимать горизонт до 2015 года, то будем придерживаться стратегии, утвержденной нашим набсоветом.
Стратегией предусмотрено, что к концу 2015 года объем кредитного портфеля Банка развития составит 850 млрд рублей, но, по нашим предварительным прогнозам, мы выйдем на более весомые показатели. По состоянию на сегодняшний день, кредитный портфель уже увеличился до 720,2 млрд рублей.

В среднесрочной и долгосрочной перспективе Банк развития сохранит свои позиции ведущей организации в области финансирования и экспертизы крупных инвестиционных проектов, имеющих общегосударственное значение. На сегодняшний день ВЭБ участвует в финансировании 151 проекта, объем кредитных средств, предоставленных Банком, превышает 831 млрд рублей.

На экспертизе во Внешэкономбанке, по состоянию на 1 марта 2013 года, находятся 103 проекта общей стоимостью 1,59 трлн рублей с предполагаемым участием Внешэкономбанка 986,3 млрд рублей.

Это огромные деньги, колоссальные инвестиционные ресурсы, которые участвуют в реализации крупных и значимых проектов на территории нашей страны — инфраструктурных, индустриальных, инновационных. Тем же курсом мы намерены двигаться и дальше. Деятельность банка будет строиться в соответствии с нашими приоритетными направлениями, если ничего чрезвычайного не произойдет.

В последнее время возникло много настораживающих и тревожных обстоятельств, которые вынуждают адекватно на них реагировать. К ним следует отнести уменьшение экономического роста, если не сказать падение; реальное сокращение темпов прироста ВВП; реальное снижение производства в отдельных отраслях; сокращение инвестиций в основной капитал.

Все это заставляет серьезно озаботиться тем, что происходит. В ключевых, прорывных направлениях как Банк развития мы могли бы сыграть весомую роль. Наша экономика, нуждающаяся в «длинных» деньгах, необходимых средств не получает. И тут, конечно, велика роль институтов развития.

— Какая роль отводится ВЭБу?

— Миссия банка как института развития заключается прежде всего в реализации инвестпроектов, способствующих усилению конкурентоспособности России в тех отраслях, которые определяет правительство. Среди профильных IT-технологии, суперкомпьютеры, атомная энергетика, телекоммуникации, космос.

К нашему финансовому меморандуму добавляются все новые и новые задачи. Например, участие в реализации инвестпроектов, направленных на развитие моногородов.

В июле этого года истекает срок действия Меморандума о финансовой политике. Я не исключаю того, что в обновленном меморандуме перечень отраслевых приоритетов может быть дополнен.

Еще одно ключевое направление деятельности ВЭБа — содействие развитию малого и среднего бизнеса. Приоритет отдаем поддержке МСП (малому и среднему бизнесу. — «Газета.Ru»), реализующих инновационные проекты, а также проекты, направленные на модернизацию производства и энергоэффективность.

К концу 2015 года объем финансовой поддержки, оказываемой ВЭБом малому и среднему предпринимательству через дочерний МСП-банк, составит 150 млрд рублей. Также к государственной программе финансовой поддержки МСП, реализуемой ВЭБом, подключились и другие дочерние коммерческие банки.

Сейчас запускается гарантийный механизм, и мы рассчитываем, что в июле этого года будут выданы первые гарантии. Мы ожидаем, что с их помощью удастся привлечь порядка 80 млрд рублей на поддержку малого и среднего предпринимательства.

— В какой срок?

— По срокам сложно сказать. Все зависит от того, как скоро будут оценены риски конкретных заемщиков и выделены ресурсы.

Гарантии на 20 млрд рублей ВЭБ получит от Минфина, а затем выдаст гарантию МСП-банку уже на 40 млрд рублей. МСП-банк, в свою очередь, отберет коммерческие банки для участия в гарантийной программе и будет поручаться за предпринимателей перед кредиторами.

Поскольку МСП-банк будет гарантировать 50 процентов от выдаваемых кредитов, объем гарантийной поддержки в 40 млрд рублей позволит обеспечить выдачу кредитов среднему бизнесу на сумму 80 млрд рублей.

Другое важное направление, в котором ВЭБ играет ключевую роль, — это поддержка российского промышленного экспорта. На базе организаций, входящих в группу Внешэкономбанка (ВЭБ, Росэксимбанк и ЭКСАР), создается национальная система его комплексной поддержки. В ВЭБе для этих целей создается специальное подразделение, соответствующее решение уже принято набсоветом. На последнем набсовете был рассмотрен порядок работы самого ВЭБа, Росэксимбанка и ЭКСАРа по поддержке промышленного экспорта.

Уже утвержден срок в 90 дней, в который мы должны укладываться от момента получения заявки до выдачи соответствующей формы поддержки (предэкспортное финансирование, страховой полис, гарантии).

— Также в сферу ответственности ВЭБа входят программы развития Дальнего Востока. Известно, что они весьма затратны. Есть ли у ВЭБа какие-то приоритетные направления? И какое участие в развитии региона будут принимать зарубежные инвесторы, в частности Китай и Япония?

— ВЭБ еще до создания Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона (фонд создан в ноябре 2011 года по решению набсовета) принимал участие в финансировании проектов на Дальнем Востоке. На 1 апреля 2013 года банк участвует в финансировании 16 проектов ДФО общей стоимостью 191 млрд рублей.

Участие банка составляет 116,9 млрд рублей, из них уже предоставлено 60,9 млрд рублей.

После создания РФПИ и Фонда развития Дальнего Востока и Байкальского региона возможности для поддержки ДФО существенно увеличились. 15 млрд рублей были выделены на капитализацию фонда в прошлом году. И это не предел: на последней комиссии в Якутске премьер сказал, что фонд нужно еще докапитализировать.

Из 60 млрд рублей, выделенных РФПИ в прошлом году, 25 млрд рублей фонд должен направить на инвестиции в проекты Дальнего Востока и Забайкалья. Один из таких проектов уже получил поддержку российско-китайского фонда, созданного при участии CIC. Речь идет о проекте в сфере лесопереработки на Дальнем Востоке.

И китайские, и японские партнеры готовы входить в эту «историю». Вкладывать и в инфраструктуру, и в конкретные индустриальные проекты.

Есть серьезный пайплайн проектов в таких отраслях, как деревообработка, рыбная промышленность, сельское хозяйство. Например, соевое производство в Приморском крае. Большое значение придаем проекту в Еврейской автономной области по строительству моста, соединяющего нас с Китаем. В него мы инвестируем вместе с китайскими партнерами.

Но многие проекты, которые нам предлагаются, носят форму «хотелок», за которыми нет ни инвестора, ни денег, а сам проект не проработан.

К сожалению, часто приходится слышать, в том числе и от глав субъектов федерации: «Вот, мы представили на рассмотрение в структуры ВЭБа проектов на несколько сотен миллиардов рублей. И ни один не профинансирован». Забывая, что за этими проектами в 99% случаях нет конкретного инвестора.

Если он есть, то проекта нет. Если есть и проект, и инвестор, то у инвестора нет денег.

— Он же на то и инвестор, чтобы у него деньги были?

— К сожалению, есть у нас такие инвесторы. Приведу конкретный пример, не называя имен. Приходит губернатор и говорит: «Есть хороший проект, он увеличит занятость, решит социальные задачи. Надо профинансировать». Мы просим сам проект. «Нет, — говорят нам. — Сначала примите решение о финансировании, и тогда инициатор проекта профинансирует проектно-сметную документацию, технико-экономическое обоснование, оплатит структурирование финансовой модели».

Но мы решение принимаем именно на основе перечисленных документов! Когда понимаем риски, знаем, с кем имеем дело. И начинаются жалобы.

Ходят на самый верх и говорят, какой ВЭБ нехороший: отказывается поддерживать ключевые для областей и регионов проекты. Часто с этим сталкиваемся.

— Можно уточнить: вы входите в проект только в том случае, если помимо денег ВЭБа там есть еще какие-то инвесторы?

— В основном мы берем на себя проектное финансирование и неизбежно ставим вопрос о том, чтобы инвестор делил с нами риски. Иначе он лишен всякой мотивации вести проект и доводить его до ума. В этом смысле мы ничем не отличаемся от коммерческих банков. В противном случае мы рискуем остаться с проектом один на один.

По Дальнем Востоку и Забайкалью мы получили заявок на сумму, превышающую 10 трлн рублей. Еще раз отмечу, что зачастую они оторваны от жизни.

Этот регион мог бы стать масштабным полигоном, где бы отрабатывалась идеология комплексного развития территорий. Это означает, что инфраструктура (железная дорога, линии электропередачи) должна создаваться не сама по себе, а генерировать привлечение инвестиций в те отрасли, которые без инфраструктуры не развились бы.

Это и добыча полезных ископаемых, и существующие, но заброшенные стройки, сельское хозяйство, лесопереработка. Только такой подход обеспечит масштабное привлечение инвестиций в регион.

— У нас в стране довольно небрежно относятся к государственным средствам. Принято считать, что это деньги всех и одновременно ничьи. Достаточно вспомнить недавно вскрывшиеся хищения в Россельхозбанке, который в какой-то мере тоже госкорпорация. Как вы боретесь с этим?

— Злоупотребления связаны со статусом бюджетных денег. Из серии «все вокруг колхозное, все вокруг мое».

Преимущество тех механизмов, которые использует ВЭБ, в том, что соинвестором выступает частное лицо. Оно-то точно не заинтересовано в том, чтобы «пилить» у самого себя.

Но мы предлагали, и правительство сейчас над этим работает, провести инвентаризацию федерально-целевых программ и других программ государственной значимости, которые финансируются из бюджета.

Это черный ящик, в который деньги попадают, а потом непонятно куда исчезают. В результате недострои, отсутствие объектов в принципе, несмотря на выделяемые на них средства. Поэтому мы и говорим: давайте проверим, возможна ли реализация этих программ с привлечением внебюджетных источников.

В любом случае все проекты государственной значимости, в которых принимает участие государство, должны проходить и технологическую, и финансово-экономическую экспертизу. Необходимо привлекать независимую экспертизу и сторонних аудиторов. У нас это происходит по всем проектам. И по олимпийским объектам, и по проектам, не имеющим отношения к бюджетным деньгам.

— Раз уж мы затронули тему финансовой экспертизы олимпийских объектов, то, судя по официальным заявлениям, там существуют проблемы с возвратностью выданных ВЭБом кредитов?

— Главное, что у нас не вызывает вопросов, это то, что сетевые графики выполняются в соответствии с программой строительства олимпийских объектов. Сроки их сдачи у нас не вызывают озабоченности.

Что у нас вызывает озабоченность, так это соблюдение принципа целевого использования и возвратности.

По 8 из 19 олимпийских проектов мы приняли заключение об их расчетной убыточности.

Это значит, что у нас большие сомнения относительно исполнения обязательств заемщиков по этим кредитам. Вот именно в силу тех причин, о которых вы говорите: по завершении Олимпиады целый ряд проектов не окупится.

На сегодняшний день мы профинансировали объектов на 110 млрд рублей, к концу года будет 220 млрд рублей. А на те 8 проектов, которые, по нашим оценкам, являются расчетно-убыточными, к 2014 году будет выдано кредитов на сумму 170 млрд рублей.

Это серьезная доля рисковых проектов, в которых есть просчеты инвесторов и заемщиков. В ходе реализации проектов им приходилось сталкиваться с дополнительными вводными, которые не были учтены в полной мере. Это и экология, и геология, и безопасность, и обременения чисто спортивного порядка.

По целому ряду проектов бюджеты выросли в два, а то и более раз, причем при сохранении того количества объектов, которые генерируют доход и обеспечивают возвратность кредита. Конечно, это вызывает у нас опасения.

И это несмотря на то, что совместно с правительством, «Олимпстроем», Минрегионом мы осуществляем еженедельный контроль за соблюдением графиков. В случае наличия у инвестора опасений, что он выбивается из графика и не в состоянии выполнить те или иные условия кредита, мы в авральном порядке решаем возникающие проблемы.

Тут требуется ручное управление.

Стройки специфические, объекты нужно сдать в срок. Безусловно, это будет сделано. Но важно, чтобы еще и интересы государства и ВЭБа не пострадали по завершении Олимпиады, когда необходимо будет обеспечивать возвратность кредитов.

— 220 млрд на стройку — это бюджетные средства?

— Нет, это кредиты ВЭБа.

Для нас это заемные средства. У нас нет иных источников, кроме средств, которые мы берем с рынка, для фондирования наших операций. Более того, в случае с предоставлением кредитов на олимпийскую стройку мы ограничены процентными ставками, которые установлены нашим набсоветом.

Еще одна проблема: по многим проектам, в том числе и с повышенной степенью риска, мы не можем получить от инвесторов проектно-сметную документацию в полном объеме.

— До сих пор?

— Да. Следовательно, не можем контролировать целевое использование средств и не можем с большой степенью уверенности говорить о возвратности этих кредитов. Также документация целого ряда проектов не прошла экспертизу вследствие ее отсутствия.

Получается, мы кредитуем «с колес» при наличии проблем, которые в «мирное» время служили бы серьезным основанием для объявления дефолта по проектам.

— Выходит, что, когда проекты становятся действительно «горящими», приходится поступиться принципами обязательной экспертизы?

— Да.

— Как вы считаете, будут ли инвесторы активными участниками дальнейших крупных российских строек? Или пересмотрят свои риски из-за возникающих проблем?

— Не следует забывать, что по олимпийским стройкам у нас есть поручительство «Олимпстроя».

По сути дела, бюджет берет на себя риски, которые возникают по проектам.

Для инвестора, который мог бы идти в сложные проекты, несущие непредвиденные риски, очень важно, чтобы государство делило с ним ответственность.

Олимпийские стройки — это уникальный проект. Аналогов в нашей стране просто не было.

Одно дело — пригласить иностранную компанию, которая бы спроектировала горнолыжные спуски. Другое дело — провести инженерно-изыскательские работы, в том числе и на территории национальных парков, где никогда не проводилась ни сейсмика, ни геологоразведка, где выявляются оползневые, экологические риски, риски безопасности. И инвестор вместо 25 млрд рублей выходит на 60 млрд, потому что все это надо обеспечить. Угроза оползня требует совершенно иных вложений в работы по фундаментам, опорным стенкам. Целый комплекс вопросов, который возникает «по ходу пьесы». И без привлечения дополнительного финансирования их не решить.

Или другие вещи, например, как это произошло с грузовым портом в Имеретинской низменности. Инвестору было обещано пропускать через него большую часть олимпийских грузов. А на деле оказалось, что 80% олимпийских грузов шли по железной дороге, автотранспортом.

При этом на инвестора были наложены ограничения, в соответствии с которыми запрещалось перевозить через порт иные грузы.

Какая тут может быть окупаемость, когда нет денежного потока?

Такие вещи не могут не учитываться инвесторами. Раз уж взялись за такое большое дело, давайте делить ответственность и быть максимально корректными друг к другу. Это хорошая школа и серьезный урок для всех.

— Может ли произойти аналогичная ситуация с подготовкой к чемпионату мира по футболу в 2018 году?

— Я уверен, что к 2018 году все уроки из Олимпиады будут извлечены, но мы не вовлечены в работу по ЧМ и ни одного проекта еще не рассматривали.

Часть 2

Председатель Внешэкономбанка Владимир Дмитриев рассказывает об инвестировании пенсионных накоплений, конкуренции с НПФ, ипотечной программе ВЭБа и участии в приватизации госактивов во второй части интервью «Газете.Ru».

— Помимо нового функционала ВЭБ осуществляет финансирование инфраструктурных проектов за счет средств пенсионных накоплений. Как может отразиться на стратегии инвестирования снижение накопительной составляющей пенсионного страхового взноса?

— Работа с пенсионными деньгами является составной частью нашего среднесрочного плана.

В случае массового перехода к новой системе (снижение от 6% к 2% перечисления в накопительную часть пенсии) ежегодные поступления в ВЭБ от Пенсионного фонда России (ПФР) сократятся и составят около 100 млрд рублей в год (сейчас ежегодно получаем от ПФР около 300 млрд рублей).

Это уменьшит наши возможности как государственной управляющей компании инвестировать пенсионные средства в инфраструктурные проекты.

Правильно бы было ставить вопрос о том, чтобы частные управляющие компании и негосударственные пенсионные фонды становились участниками системы поддержки реальных секторов экономики, в том числе и через инфраструктурные проекты. Пенсионные деньги — это «длинные» деньги, которые можно инвестировать в долгосрочные проекты.

Сейчас у нас под управлением находится 1,6 трлн рублей пенсионных накоплений граждан. Уже порядка 20% от этой суммы инвестировано в реальный сектор и в депозиты коммерческих банков.

В 2009 году мы начали расширять свою инвестиционную декларацию, законодатели и правительство разрешили банку инвестировать эти средства в высоконадежные корпоративные, ипотечные облигации и депозиты в коммерческих банках.

В конце 2012 года приняты эпохальные решения, позволяющие инвестировать в компании, имеющие рейтинг на уровне суверенного. При этом выкупать можно до 100% выпусков отдельных облигаций.

В этом году набсовет утвердил планы по инвестированию пенсионных накоплений в размере до 100% в отдельные выпуски облигаций таких компаний, как РЖД, ФСК, «Оборонпром», АИЖК и «Роснано», на общую сумму свыше 240 млрд рублей.

Что касается облигаций ОАО РЖД, то ВЭБ в этом году вправе выкупить их в объеме до 100 млрд рублей.

Есть еще целый ряд компаний с рейтингом на уровне суверенного, в бумаги которых мы можем вкладывать до 60% от выпуска. Это еще около 200 млрд рублей.

— Доходность таких инвестиций в долгосрочной перспективе выше инфляции?

— Мы рассчитываем, что пенсионные средства будут работать с хорошей доходностью. Последние три года ВЭБ показывал результаты выше, чем накопленная инфляция. До этого, кроме 2007 года, доходность была ниже. В 2012 году доходность была почти на треть выше инфляции.

Вхождение в инфраструктурные облигации при тех параметрах, которые согласованы на правительственном уровне, может дать неплохие результаты.

Доходность будет на уровне инфляция плюс один процентный пункт.

Например, облигации «Северо-Западной концессионной компании», которая реализует проект по строительству платной дороги Москва–Санкт-Петербург. По первому купону доходность у них была установлена на уровне 11%, следующий купон с плавающей ставкой — инфляция плюс 3%.

Вхождение в подобные проекты дает экономике «длинные» деньги на инфраструктуру, сама же инфраструктура может генерировать приток инвестиций в смежные отрасли, которые без нее просто не могут быть реализованы. Мы же, вкладываясь в такие бумаги, обеспечиваем еще и неплохую доходность пенсионным деньгам.

— Кроме инвестиций в развитие компаний средства пенсионных накоплений используются и в финансировании ипотечной программы ВЭБа. Она заканчивается в этом году. Будет ли продлена программа и планируется ли ее перезапуск?

— Если мы говорим о существующей программе на 150 млрд рублей (100 млрд – средства пенсионных накоплений; 50 млрд – собственные средства ВЭБа), то мы поставили вопрос перед правительством о том, чтобы программа была продлена на 2014 год.

Банки до конца 2013 года не успеют обеспечить секьюритизацию всех 150 млрд рублей. Хотя выдача кредитов завершена на 94%.

Одновременно с этим должна быть решена проблема продления полномочий Внешэкономбанка как государственной управляющей компании. Они завершаются в конце этого года. Так что вторая задача, которую мы поставили перед правительством, — продление наших полномочий на 2014 год. Насколько я понимаю, альтернативы нет.

Справедливо утверждать, что реализация государственной программы через ВЭБ, через Агентство по ипотечному жилищному кредитованию (АИЖК), серьезным образом повлияла на ставки по ипотеке. И востребованность таких программ тоже понятна. Вопрос в источниках их финансирования.

Дешевые деньги приходят из прибыли ВЭБа и пенсионных накоплений. Иных средств на эти цели у ВЭБа нет. Мало того, что прибыль банка не сопоставима с прибылью коммерческих банков, получение сверхприбыли не является нашей самоцелью.

— Какая у ВЭБа динамика по прибыли?

— Она уменьшается: в 2012 году составила меньше 6 млрд рублей. Поэтому рассчитывать на то, что ВЭБ может поделиться своей прибылью по ставкам существенно ниже рыночных, не приходится. Мы должны думать и о своих дочерних банках, которые нужно капитализировать. Например, есть решение набсовета, по которому ежегодно на поддержку МСП-банка должно уходить до 10% нашей прибыли. Так что, если программа будет продолжаться, нужно думать о мерах ее дешевого финансирования.

— А пенсионные накопления?

— Они помогают, но они не обеспечивают приемлемые ставки для конечных заемщиков. Пенсионные накопления должны обеспечивать доходность, сопоставимую с той, которую мы получаем по тем же самым инфраструктурным облигациям и ОФЗ. Тут либо пенсионеры будут страдать, либо граждане, приобретающие жилье на первичном рынке.

— Что касается пенсионных накоплений, то получается, что у вас двойная конкуренция — с НПФ и Росфинагентством или аналогичной структурой, которой могут передать управление средствами пенсионеров?

— Новая структура, если она будет создана, должна делать все для того, чтобы реальная экономика получала «длинные» деньги. Когда речь идет о переводе пенсионных средств в новые структуры – это из серии «лучшее — враг хорошего». Этим должны заниматься профессионалы.

Рассчитывать на то, что с ходу будет сформирована профессиональная команда, которая сможет быстро перехватить этот процесс и так же эффективно, как ВЭБ, заняться инвестированием средств пенсионных накоплений, на мой взгляд, нельзя.

Кроме того, вся поддерживающая деятельность государственной управляющей компании осуществляется за счет собственных средств ВЭБа. Это и бухгалтерия, и бэк-офис, и административно-хозяйственные расходы, и помещения – все находится на балансе самого банка.

Я опасаюсь того, что при создании новой структуры и полном финансировании ее хозяйственной деятельности по управлению пенсионными деньгами конечная доходность будет существенно ниже из-за бремени административно-хозяйственных расходов, которые вынуждена будет нести эта структура.

Поэтому в части управления пенсионным деньгами мы, мне кажется, проявили себя достаточно профессионально, для того чтобы решение было принято в пользу сохранения этой функции за ВЭБом.

— НПФ поддержат ВЭБ во вложениях в инфраструктурные проекты? Ведь все больше пенсионных средств перетекают от вас к ним — по активам вы почти сравнялись.

— Мы не считаем их конкурентами, потому что работаем в разных нишах. Более того, если бы все работали на рынке и были в равных условиях, можно было бы говорить о конкуренции. Но мы работаем как уполномоченная правительством структура. ВЭБ выполняет функции, которые ни НПФ, ни частные управляющие компании не собираются на себя брать.

С другой стороны, очевидно, что инвестирование в гарантированные государством или компаниями с суверенным рейтингом бумаги все-таки дает устойчивый доход, в отличие от спекулятивных операций, связанных с работой на фондовом рынке, с акционерным капиталом, с акциями и другими инструментами, в которые ВЭБ, исходя из своей инвестиционной декларации, вкладываться не может.

— Что касается инструментов фондового рынка, рассматриваете ли вы участие в приватизации?

— Нашей декларацией не предусмотрено вложение пенсионных накоплений в акционерные капиталы. Для нас этот вопрос не стоит.

— А из собственных средств?

— Мы ограничены в части управления свободной ликвидностью.

Да, ВЭБ является держателем пакета акций целого ряда российских компаний, но у нас есть ограничения по объему средств, которые мы можем вкладывать в те или иные инструменты.

Участвовать в масштабной приватизации мы не будем, потому что это будет означать отвлечение средств от нашей основной деятельности, связанной с поддержкой реального сектора через реализацию инвестиционных проектов.

Можно сказать, что, вкладывая средства в крупную нефтяную компанию, мы условно помогаем развиваться нефтегазовому сектору. Но это не наша миссия. Если и вкладываться в акции, то тех компаний, которые работают в секторах, являющихся для нас приоритетными.

— Ваша дочка — Российский фонд прямых инвестиций (РФПИ) — планирует более масштабное участие в приватизации?

— В прошлом году, на питерском форуме РФПИ, фонды частных инвестиций и ряд суверенных фондов договорились о том, что будет сформирован пул инвесторов. Он сможет принять участие в проектах приватизируемых компаний, объявивших о намерении провести IPO. Это уже подтверждение участия в масштабной приватизации. Но основная задача РФПИ – это поддержка несырьевых секторов экономики, а также отраслей, связанных с увеличением добавочной стоимости.

Что касается Дальнего Востока и Забайкалья, где во многом развитие будет зависеть от инфраструктуры и сырьевых отраслей, мы поставили вопрос о том, чтобы скорректировать декларацию РФПИ. Идея нашла поддержку и в правительстве, и в администрации, и теперь фонд вместе с соинвесторами может вкладываться и в сырьевые отрасли.

— Но не в рамках приватизации?

— Нет.

— Кто считается наиболее вероятным партнером РФПИ в приватизации? В каких странах принимают риски России?

— Можно привести в пример те фонды, которые уже вошли в проекты, где соинвестором выступает РФПИ. Это крупнейшие фонды прямых инвестиций Европы и Америки: BlackRock, TPG, KKR и целый ряд других. И, конечно, суверенные фонды: Китайская инвестиционная корпорация (CIC), суверенный фонд Кувейта, ведем разговор с эмиратскими фондами. География весьма обширна. Недавно подписали соглашение по созданию инвестиционной платформы с японскими структурами.